Никогда не угадаешь, сколько мозгов у человека, пока не начнешь собирать их с ковра
Автор: Latishia
Беты: Junigatsu
Пэйринг: Мидорима\Такао (и наоборот), Кагами\Куроко, Аомине\Кагами
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Детектив, AU
Предупреждения: OOC, Изнасилование
Размер: миди (угрожающее макси)
Статус: в процессе
Описание: Это путь в черноту, из которой нет возврата. Выжить удалось немногим. Остаться собой – никому.
Посвящение: Моей шикарной и потрясающей бете.
Часть 8- Не знал, что ты куришь.
Миядзи нервно заозирался и тут же швырнул сигарету себе под ноги. За спиной стоял пропадавший где попало Мидорима, и дым последней затяжки Киёши мстительно выдохнул ему в лицо.
- Когда нервничаю, - непонятно зачем пояснил он. Не то чтобы его сильно волновало мнение младшего о его маленькой тайне и уж тем более мнение Мидоримы. У того в такие моменты был особенно противный, презрительно-осуждающий взгляд. – Ты вовремя, кумичё хотел тебя видеть.
Шинтаро не был уверен, что значило это «вовремя». В клане он не появлялся дня три или больше, но его даже не искали. Хотел узнать наверняка, насколько сам верит в собственные слова. Насколько реален шанс снова вернуться к обычной жизни. Обычность, та самая, за которую он держался, больше не имела прежней привлекательности и вызывала отторжение. Мидорима гулял, ходил в магазин, читал дома книгу и каждый раз вздрагивал при воображаемой вибрации телефона. Бросал молчащий мобильник обратно на диван, выбирался на улицу и влипал в реальность, как в растаявший на солнце мармелад. И что ему теперь делать? И еще важнее: что делать, когда долг будет выплачен и Такао станет наплевать на него?
- Чего нервничаешь? – небрежно спросил Шинтаро. В самом деле, не говорить же Миядзи, что он рад видеть его лицо. Парень кинул затравленный взгляд и размазал тлеющий табак по асфальту ботинком.
- Мидорима… - начал Миядзи и замер на вдохе. – Что у вас с Такао?
Неожиданный и не совсем понятный вопрос застал Шинтаро врасплох. Он так и выпалил вполне правдивое:
- Ничего.
- Ага. – Миядзи спрятал руки в карманы. – Встретимся завтра? Разговор есть.
- Какой разговор?
Миядзи с сомнением уставился на парня, но в пустых зеленых глазах было такое искреннее непонимание, что Киёши просто махнул рукой. Как со школьницей, честное слово…
- Все, проехали. – Миядзи выдохнул и для собственной уверенности повторил: - Проехали-проехали. Иди к Накатани-сама, он в кабинете.
Мидорима зашел в главные двери и все-таки обернулся. Миядзи потянулся за второй сигаретой, но, почувствовав его взгляд, замер и раздраженно замахал ладонью. Шинтаро почти услышал его «вали отсюда, новичок», и усмешка против воли вспыхнула на губах. Потом Миядзи будет говорить, что ненавидит его и однажды придушит во сне, но Мидорима все это уже слышал и никогда особо не боялся. Что-то подсказывало, что поговорить им все-таки нужно.
Кумичё действительно нашелся в кабинете, но не его неожиданное появление смутило Мидориму, а то, что он сидел на месте Такао. И то, что эта не имеющая роли деталь смущала, настораживало еще больше. Мужчина сидел на законном месте, он имел право просматривать отчеты, трогать ручки, которые Шинтаро привык видеть в ладонях Такао. Но это отталкивало до слепого неприятия, вызывая гадкое, словно жужжащее под ухом, раздражение.
- Присядешь? – Мужчина отложил бумаги в сторону и грузно навалился на стол. Мидорима отказываться не стал. То, что это не предложение, было более чем очевидно. Он ждал, что его будут отчитывать или, что гораздо хуже, хвалить за спасение одного из боссов, но мужчина долгое время лишь в молчании буравил его взглядом. Мидорима знал этот взгляд и знал это ощущение - словно тебя препарируют наживую, – и сложить дважды два не составило труда. Такао нашел, у кого учиться тому, как изводить человека взглядом и сканировать до самых темных глубин души, пока тот тщетно пытается вырваться из нервного оцепенения.
- Вот скажи, что мне с тобой делать? – неожиданно спросил Накатани. – Ты мне весь клан переполошил.
- Вам не стоило приставлять меня к боссам.
Накатани посмотрел в убийственно серьезные глаза новичка и сухо рассмеялся. Паренек даже не заметил, как стал первым, кто оспорил его решение.
- То есть, поручи я тебе мелкие дела, то...
- ...я бы выплатил долг, и вы меня больше не увидели бы.
- Я слышал от ребят, что ты очень часто говоришь об этом. - Накатани прищурился, и Мидорима неосознанно напрягся, кажется, уже зная, что сейчас услышит. - Ты сам-то в это веришь?
Шинтаро хотел сказать «да», но губы словно онемели. Он же верил. Он же жил этой мыслью! Так какого черта...
- Ладно, не отвечай, - миролюбиво отозвался мужчина, но для Мидоримы это прозвучало на редкость унизительно. Для кумичё все его терзания – как на ладони.
- Я бы хотел, чтобы ты остался. - Накатани достал из ящика стола тонкий невысокий кувшин из темной глины, две пиалы и тихо прикрыл дверцу. Осторожно поднял взгляд, бегло осматривая удивленное лицо подчиненного, слегка улыбнулся и двумя короткими движениями рук плеснул из кувшина в пиалы. Было в нем нечто совершенно не вяжущееся с внешней грузностью: легкость, цепкая аккуратность, контроль мельчайших движений и взглядов. Мидорима сначала не вспомнил, за кем уже наблюдал подобное, а потом осенило. Снова.
Такао. Быстрый и незаметный, он всегда пугал неожиданными появлениями за спиной и острыми, знающими глазами.
- Вы не понимаете, о чем просите, - все еще недоверчиво ответил Мидорима. - Я же вам только хуже сделал.
- Ты все еще винишь себя за тот случай на пристани? – Мужчина улыбнулся совсем уже расслабленно и сделал маленький глоток из пиалы. – Ты нам одолжение сделал, что не убил парнишку.
Неверие всколыхнулось в тревожной темной зелени, и Накатани кивнул, словно подтверждая свои слова. Он и не сомневался, что мальчишка все еще помнит. Не знал только, что помнит больше, чем Накатани было известно.
- Парень был информатором Аомине Дайки, - продолжил он. – Сам Аомине давно сотрудничает с полицией, уж не знаю, как и сколько информации он им передает. Пристрели ты информатора, на тебя бы повесили убийство и причастность к сорванной сделке между нашим кланом и Йосеном.
- У него же был пакет... информация... - неуверенно пробормотал Мидорима.
- Не было ничего, - мужчина покачал головой, - только документы, с которыми ты якобы входил на склад, да наркота. Ну, чтобы если посадили, то наверняка.
Мидорима тупо, молча смотрел в ответ. Ожидал, что сейчас нагрянет непостижимое, ему вновь придется с этим жить, обдумывать, решать, как дальше и зачем это все. Но в голове было пусто. И он, по кивку кумичё, просто отпил из пиалы.
- Откуда у вас эта информация? – хрипловато спросил Мидорима.
- Можно войти? – раздалось за спиной.
- Мы взяли того информатора, он внизу, в камере.
Но Мидорима его уже не слышал. Развернувшись, он смотрел на Такао в дверях, смотрел в его уставшее, осунувшееся лицо и думал. Нет, он не жалел, не вспоминал, не начинал ненавидеть вновь со старой стартовой черты – бесконтрольно, разъедающе, с выжженными безысходностью и желанием уничтожить куском плоти вместо сердца. Единственной мыслью в его голове был вопрос: почему случилось все то, что случилось?
Кумичё поменял местами пиалы и произнес:
- Поэтому я сказал, что хочу, чтобы ты остался. Мне не нужны твои слова, просто допей саке и забудем этот разговор с остальными ошибками прошлого.
Шинтаро уставился в плоскую глиняную пиалу, глядя на то, как искры солнечных бликов пляшут на поверхности саке. Точно, ведь после обеда, всё ближе к заходу, солнце переваливается на эту сторону здания и светит в окно Такао. В это время он разворачивался в кресле спиной к окну и каждый раз морщился, когда нужно было тянуться за документами и попадать под свет. Тогда его ладони начинали светиться, и солнце ползло вверх по рукам, сияя на открытых участках кожи, на шее и скуле. Разгореться, согревая, не успевало – Такао стремительно исчезал в тени.
И зачем ему помнить эти глупые мелочи...
Чужие пальцы забрали пиалу раньше, чем он успел ее схватить. Такао смотрел на него с немым укором и неким чувством, которое Мидорима не мог понять.
- Тебе мозги отшибло? Или теперь тебе приспичило на всех правах в клане остаться? – голос Такао внезапно нервозно взлетел вверх и сорвался. Шинтаро понял, но не поверил. Этим чувством был страх. То, как он сжимал зубы. Как дрожали его ресницы, ладонь с пиалой в пальцах. Как он, замечая осознание в чужих глазах, опускал взгляд и снова смотрел – с фальшивой, вымученной злостью. Это был страх.
- Мидорима, - голос кумичё вынудил Шинтаро отвести глаза, - сходи проверь заключенного. Можешь узнать все, что не успел спросить.
Шинтаро послушно поднялся и, кинув короткий взгляд на пиалу, вышел из комнаты. Такао дождался, пока захлопнется дверь, и с остервенением поставил пиалу на стол, расплескав содержимое. Накатани скучающе вздохнул:
- Что он тебе сказал?
- Да всё, - обреченно выпалил Такао, падая на стул. Ему не позволено так себя вести, но ведь они оба все понимали. И Казунари не был тем мальцом, у которых Накатани воспитывал покорность и уважение. Мальчишка, оказавшийся у него на пороге сразу после окончания школы, уже давно сам отвечал за свои поступки. А ему осталось только переживать за него.
- Хочешь, я сам поговорю с ним? – Такао покачал головой, но мужчина тут же решил: - Завтра.
- Я не позволю вам идти одному.
- Такао, - жестко оборвал его Накатани. – Я уже решил. Вы лучше утрясите это дело с информатором. Нанеси визит Тоо и дай им понять, что если подобное еще раз повторится, в следующий раз наркотики совершенно неожиданно найдут у них в одном из борделей.
Казунари слабо засмеялся и поднялся с места.
- И разберись с Мидоримой, - слова застали его в дверях. - Ведь, как я понимаю, он тебе нужен больше, чем просто подчиненный?
Может, он и понимал, но ведь и спрашивал не просто так.
- Хотел бы я сам знать, - Такао горько улыбнулся через плечо и закрыл за собой дверь.
Он дал себе три дня, чтобы разобраться. И он, как ему казалось в теплом безопасном уюте своей квартиры, разобрался, разложил по местам, решил для себя навсегда и окончательно. Но почему-то потом, задыхаясь, твердил в мобильник совсем другое и все решения рассыпались в его голове, как песчаные замки под волной. Он никогда не просил, но тогда прямо так и сказал: «Я прошу, пусть это будет моей последней вольностью». Телефон скользил во вспотевшей трясущейся руке, чужой голос на линии звучал по-прежнему спокойно и жестко. Такими голосами в полиции объявляют о смерти погибшего его родственникам. И даже понимая, что вот оно, «всё», Такао попросил еще раз. За него ведь зачем-то просил!..
Такао свернул перед главным залом и зашагал вниз по лестнице.
Было бы легче, будь это из-за чувства вины, стыда, из-за того, что в один момент он сорвался… И, сметая все на своем пути, уничтожил жизни – свою и его – просто потому, что в какую-то секунду увидел в зеленых глазах то, от чего больше не мог отказаться. Не заметил, что дорога к нему - это кровавый путь боли, страдания и испепеляющей тяги. И дошел ведь! Только обратно больше не вернулся и, сжав его в объятиях, повалил за собой в черную пропасть.
Но ведь не из-за этого! Оказавшись в его руках, он понял, что то самое «всё» - именно эта секунда невыносимой нежности, жарких поцелуев, горячих сильных ладоней на коже. Что его плавит, раздирает и душит от невозможности отпустить его, что внутри все горит и взрывается просто потому что он рядом, он близко - жадный, непримиримый, желанный. Что нужно бросать, рвать мясом наружу, рубить до основания или конец, они оба трупы и никаких вариантов.
Мидорима стоял у камер, в метре от железной двери, за которой провел свои первые дни в Шутоку. Стоял, согнувшись, ссутулив плечи и вцепившись руками в колени. И трясся крупной, колотящей дрожью. Такао подлетел к нему в ту же секунду, как только увидел. И это лишь доказало, что он не смог бы поступить иначе.
Он отказался жить без него. Не ради себя - ради него отказал. Так и сказал в том звонке, а затем попросил в тишину телефонной связи, все еще надеясь, что обойдется. Что теперь, когда они прощены, они могут начать заново. Поверил и, обняв Мидориму за плечи, зашептал в побелевшие губы:
- Черт, Шин-тян... Чего же ты испугался, дурачок?
Снисхождение в дрожащем голосе больше походило на зарождающуюся истерию. Такао знал: нужно брать себя в руки, но в его руках сейчас - Шин-тян, и успокоить его было важнее своих собственных терзаний.
- Брось ты это, я все сделаю. - Такао мягко скользнул ладонями по плечам, обхватил лицо, осторожно приподнимая и успокаивая неторопливым шепотом: - Давай, иди, не бойся, все хорошо...
Шинтаро поднял глаза. Что-то смотрело на Такао из глубины встревоженного темно-зеленого болота, и чем дольше он смотрел в ответ, тем больше его выедало, тяготило изнутри. Это что-то - тот самый, прежний Шинтаро, за которым он гнался, которого мечтал сломать и которого ломал, крушил, растаптывал. Шинтаро - отчаявшийся, напуганный, заведенный в тупик, захлестывающая волна боли в телесной оболочке.
Вот он, кошмар твоей жизни, снова перед тобой, Шинтаро. Такао в ужасе отдернул руки и отшатнулся.
Одна секунда и короткий испуганный вдох, он ведь и не расслышал чей. Шинтаро мгновенно схватил его за руки и затем уже медленнее - для Такао медленно до невыносимого - поднес к своему лицу и зажал в ладонях. Прикрыл глаза, осторожно прижавшись лбом к кончикам пальцев. Такао едва слышно выдохнул, рискнул вдохнуть, но воздух, горячий и сухой, дернул горло, просыпаясь песком. А потом и вовсе застыл, с судорогой в скованных легких наблюдая как медленно, неумолимо приближается чужое лицо. Шинтаро выпустил ладони Такао и, все еще не открывая глаз, навалился на его тело, до хруста сжимая в объятиях худую спину. И Казунари, наконец, сбивчиво выдохнул в темно-зеленые волосы. Во рту стало горько.
Герой неудавшийся... Не спасать ведь он его хотел. Если и хотел, то только присвоить себе. Потому что не от Акаши его надо было спасать, не от Шутоку, не от всех гребаных якудза гнилого города. От себя. Всего лишь от себя.
- Шин-тян... - осторожно позвал Такао, но Мидорима не опускал рук. – Шин-тян, телефон звонит...
Парень неуклюже шарахнулся в сторону, следя из-под челки за тем, как Такао достает мобильник из кармана, и руки у него трясутся словно от холода. Он обменялся с собеседником парой фраз и вернул телефон на место.
- Это Кайдзё, - сухо объявил Такао, глядя куда-то в колени Шинтаро, - устраивают примирительную вечеринку или вроде того... Надо ехать.
- Обязательно? – спросил Мидорима. Говорить было легче, чем смотреть в глаза.
- Кисе постоянно так делает, - Такао вздохнул. – Поторчим недолго и вернемся, завтра много работы. – И все-таки решился взглянуть на Мидориму. – Ты в порядке?
- В полном, - холодно ответил Мидорима и направился к лестнице. На последних ступенях голос Такао заставил его обернуться:
- Дождешься меня?
Мидорима не знал, что ответить. Его разум метался в крайностях от «всегда» до «никогда». Но прежде, чем он успел сам для себя решить, Такао чуть испуганно добавил:
- В машине, я имею в виду.
Худой, совсем еще юный парень с тяжелым взглядом, смотрел на него снизу-вверх и беспокойно, неловко улыбался. У Мидоримы взволнованно подхватило сердце. Кто сделал это с тобой? Кто сделал это с нами? Почему случилось то, что случилось?
Мидорима, не найдя слов, просто кивнул. То, что они говорили друг другу, уже давно перестало быть правдой.
Когда Такао сел в машину, Мидорима действительно ждал его внутри. Парень сидел вплотную к двери с неестественно прямой спиной и прилепленным к стеклу взглядом. Черные рубашка и брюки, вычищенные ботинки – действительно, будто у Мидоримы бывало по-другому. Такао размазал улыбку по губам кулаком и расслабленно развалился на сидении.
Интересно, они оба заметили, как ловко и незаметно им удалось перемахнуть через этап, когда Мидорима стал добровольно подчиняться? Не просто подчиняться. Такао смотрел на чужой профиль, грубый, крепкий и прекрасный, и думал, что где-то про принцев на конях не наврали. Только принцы у всех были разные.
Шинтаро повернул голову, и свет уличных фонарей подсветил темную радужку до пронзительного, ярко-абсентового. У Такао тянуще заныло в груди.
- Ну что, разговорил?
Такао открыл рот, чтобы рассказать, что выведал у информатора, но вдруг перехотел. Заметил ядовитые искорки в чужих глазах, да и голос Мидориму подвел: скрипнул и сорвался на последнем слове. Эту улыбку Такао сдержать уже не смог.
- Ты думаешь, я наказываю всех новичков и провинившихся? – Он насмешливо повел бровью. – И все уборщицы нарочно оставляют грязные пятна на моем столе?
Шинтаро поправил очки, на долю секунды спрятав глаза за ладонью.
- Я, вообще-то, не это имел в...
- Не-е-е, Шин-тян, - протянул Такао с улыбкой, - ты у меня такой один. Первый и последний.
Лучше бы Мидорима никогда, никогда-никогда, с самого момента их встречи не смотрел в его лицо.
Кагами был из тех людей, которые предпочитали шумным элитным тусовкам остаться дома в компании прохладного пива и бессмысленных телепередач. Пустая голова, минимум информации, а значит, гораздо больше шансов пережить следующий день в участке на двух ногах. Куроко на этой вечеринке был "лицом" - пусть и не самым заметным - их маленького тандема; Кагами же пришлось бдеть. И в первую очередь за Аомине Дайки, который стоял рядом с ним, невозмутимо привалившись плечом.
- Ты специально, что ли? - зашипел Кагами.
- А ты кого стесняешься? Тецу? - Аомине шарил взглядом по залу, словно выискивая кого-то.
- Хватит называть его "Тецу", - голос полицейского уже свистел от надрыва.
- И как мне его назвать? - Дайки наконец посмотрел в лицо Кагами, и ухмылка криво поползла по его губам. - Мужик, с которым ты тоже трахаешься?
Этот раз был единственным за сегодняшний вечер, когда Кагами порадовался тому, что они застряли с Аомине в дальнем темном углу, и сквозь громкую музыку едва ли кто-то мог услышать хоть слово. Потому что если он сейчас начнет внезапно его душить, то никто и не заметит.
- Сам-то ты что-то несильно переживаешь за репутацию, - ядовито протянул Кагами, на секунду склонившись к чужому лицу.
- А что я? - с совершенно искренним удивлением спросил Дайки. - У меня жена есть.
Кагами подумалось, что когда-то он уже слышал эту фразу, и в этот раз она прозвучала гораздо забавнее, чем в прошлый. Аомине неожиданно подобрался, и лицо его вмиг окаменело.
- Вон они.
В главном зале появились Такао с Мидоримой. На прошлых фотографиях, которые попадали к Кагами через информатора, Мидорима всегда держался за плечом Такао, и чем ближе он стоял, тем мрачнее казалось его лицо. Но сегодня они шли плечом к плечу, так близко, что их пальцы ударялись друг об друга.
- Они... вдвоем?
- Остальные наверняка готовятся к завтрашней встрече со мной, – небрежно ответил Аомине и, поймав непонимающий взгляд, продолжил: - Они же поймали моего информатора. Помнишь, которого на пристань с подставой засылали?
- Стоп-стоп. - Тайга непонимающе нахмурился. - Твоего информатора? И ты вот так спокойно об этом говоришь?
- Это был вопрос времени. Сейчас у них, может, и бардак в клане, но они все еще опасные ребята.
Кагами спорить не стал. Видеозапись, которую они смотрели всем отделом, была лучше любых доказательств. На ней чудовище в теле человека менее чем за пятнадцать минут убило трех человек ради своего босса и лишь одного – с помощью оружия. Не замечающий взгляда полицейского Такао громко рассмеялся, шлепнув подчиненного по плечу, и тот, едва двигая губами, ответил что-то такое, отчего Такао и вовсе согнуло пополам.
Кагами все еще не был уверен, что человек за решеткой действительно тот, кто виновен в убийствах. Да еще и Аомине, увиливая от прямого ответа, подливал бензина в костер его сомнений.
- В том, что они пришли вдвоем, меня смущает другое... - пробормотал Аомине, тоже наблюдая за парочкой.
- Ты думаешь, он сказал ему «нет»?
Аомине повернулся к Кагами и кисло улыбнулся:
- Ты правда веришь, что ему хоть кто-то может отказать?
Как только за ними закрылись главные двери, Мидорима подумал, что вот-вот оглохнет: музыка внутри была непривычно и неприлично громкой. Цветная слепящая россыпь рикошетила от стен, пола и потолка и рябила перед глазами, не привыкшими к полумраку. Он совершенно не узнал это место. Перед занавеской из множества тонких блестящих нитей, за которой располагался главный зал с танцующими людьми, Такао внезапно остановился, прихватив пальцами ткань рубашки на предплечье Шинтаро.
- А может, черт с ним? – спросил он, уставившись в толпу людей.
- В смысле?
- Ну, в смысле, что к черту это все. - Такао повернулся и сделал небольшой шаг навстречу. Шинтаро непонимающе всматривался в его лицо, но глаза Казунари, пустые и огромные, словно их владелец неведомым для Шинтаро образом успел глотнуть таблеток, молчали. Ладонь Казунари скользнула вверх по рукаву и осторожно легла под ворот рубашки между шеей и плечом. Кончики пальцев обжигали.
- Поехали отсюда, - добавил Такао, но Шинтаро, все еще не понимая, мотнул головой.
- Ты же сам сказал, что нам нужно ехать, куда еще ты...
- Куда угодно, Шин-тян, - полушепотом произнес Такао, прикусив губу. А потом за пару невероятно долгих секунд внутри него словно щелкнул неизвестный переключатель, и Шинтаро наблюдал, как прежний привычный Такао возвращается обратно: взгляд его потяжелел, чуть заискрившись, и парень улыбнулся, отдергивая руку.
- Да ладно, мистер Жизнерадостность, шуток не понимаешь, что ли, - фыркнул он, втащив Мидориму за собой сквозь занавеску.
Такао уверенно вывел его к бару, у которого они втроем вместе с Миядзи пили в прошлый раз, и плюхнулся на стул. Бармен подлетел к ним, стоило Такао поднять руку, они обменялись парой шуток, обговорили заказ, и Казунари развернулся на стуле, прижимаясь спиной к стойке. Все было как обычно.
Но тревожное, беспокойное чувство против воли Мидоримы всколыхнулось внутри – тихое, едва заметное, тонкой змейкой поползло в груди.
- Я заказал тебе послабее, если не возражаешь, - произнес Такао, - а то я не знаю, как вы с Миядзи умудрились нахрюкаться быстрее меня.
- При этом напоить меня было твоей идеей, - хмуро выдавил Мидорима.
- Но я не планировал, что вы потом будете облизываться в туалете.
- Мы не облизывались, - на последнем слове Шинтаро поморщился и, кажется, Такао это заметил - улыбка мигом расцвела на его лице.
- А, может, стоило? Видел, как он на тебя смотрит? – Он повернулся к Мидориме и облокотился на стойку, подперев голову кулаком.
- А ты в Шутоку, значит, главная сваха?
Такао громко рассмеялся, едва не сбивая поднесенные барменом напитки. Мидорима первым схватил свой совершенно мерзкий на вид синий коктейль, поднес к губам, и синие глаза напротив засветились аккурат над его бокалом. Мерзкое пойло под названием «Символизм от Такао Казунари». Шинтаро в один глоток осушил бокал и шлепнул его на стойку. Вынести сегодняшний вечер трезвым у него не получится.
- Сегодня же день примирения, сам понимаешь, вам мириться надо, - с театральной серьезностью заявил Такао, отхлебывая виски из своего бокала.
- А ты сходи помирись с Мурасакибарой, - Мидорима мотнул головой в сторону стола, за которым заметил Йосен. - Я, может, тогда обдумаю твое предложение.
Такао согнулся от хохота, едва не сползая по стойке.
- Ох, Шин-тян, - выдохнул он сквозь смех, уткнувшись щекой в сгиб локтя, - сколько же можно в тебя влюбляться…
- Что? – глупо спросил Шинтаро. Когда-нибудь он научится разумно отвечать на смущающие вещи, вырывающиеся изо рта своего босса, но пока слова Такао провоцировали только огромную гудящую пустоту в голове.
- Пошли танцевать?
Из-за грохочущего сердца Мидорима совсем не услышал неожиданно заигравшую медленную мелодию.
- Ты совсем придурок? Мы не будем танцевать под эту сопливую чушь, - он презрительно фыркнул.
- То есть, в принципе, ты не против со мной потанцевать? - Такао хитро прищурился.
Мидорима бормотал, запинаясь, что-то бессвязное, предательски краснея, но Казунари почему-то не издевался над ним, только тихонько смеялся, утягивая со стула и дальше - в центр опустевшего танцпола.
- Никто не танцует под это дерьмо… - обессиленно пробормотал Мидорима, чувствуя, как ладони Такао ложатся на его плечи.
- Мы танцуем.
- И все смотрят…
- Пусть смотрят. Обними меня уже.
Мидорима не знал, почему без возражений положил руки ему на талию. Почему вел по кругу, осторожно качаясь в такт. Почему Такао жмурился на мгновение и улыбался, прикусывая губы, а у Шинтаро немело в груди так, что тяжело вдохнуть. Темные ресницы взлетали вверх, и необъятный одинокий густо-синий космос смотрел в его глаза - крохотные звезды-огоньки звенели и переливались, и внутри у Мидоримы так тоскливо, тревожно вяжет узлом. Он попробовал сглотнуть, сделать новый вдох, но ощущение так и не прошло. И как последнему идиоту, бесспорно фатально влюбленному, танцующему под глупую романтичную песню на глазах у сотни людей, все, что ему сейчас хотелось, – это почему-то обнять Такао. И это желание, неудержимое и бесконтрольное, горело в его теле до кипящей боли в суставах. Такао нежно улыбнулся, словно прочитал его мысли, быстрым взглядом окинул зал и на секунду крепко прижался щекой к груди.
А затем толкнул его.
Растерянный Мидорима влетел в чей-то столик, грохнулся на пол, и деревянный пласт, развернувшись, накрыл его сверху, больно ударяя по коленям. Шинтаро рвался сквозь гул в голове, кажется, галлюцинируя, и слышал страшное: очередь выстрелов - трехсекундная разрывающая тишину трель, несколько людей кричали не своим голосом, падало, громыхая, дерево-стекло-железо; он уже не разбирал. Выбрался из-под стола и застыл, онемев. Чье-то тело лежало в брызгах крови посреди танцевального зала.
Шинтаро себя не помнил. Кто-то другой, тот самый, кто появлялся вместо него, когда Мидорима не мог, не хотел, обессилел, кинулся под редкие выстрелы, рывком подхватил на руки, согнувшись, кинулся прочь. В глазах - смазанная тьма в мелкую цветную рябь и прямоугольник зелени и темного неба. Мидорима кинулся в него, снова бежал, затем кинулся за беседку у живой изгороди, падая на разбитые колени. Он уже видел эти глаза, блеклые и туманные, и верил в прежний исход. Но теперь его руки были по локоть в крови, и страх, словно киноварь, налипал и резким бил в нос. За стенами снова стреляли и кричали до хрипа.
- Ненавижу тебя, - сипел Мидорима, чуть шлепая по чужим щекам. Сердце грохотало у самого горла, не давая вдохнуть, соленое жгло глаза. – Ненавижу, ненавижу тебя, ублюдок!
Такао повернул голову и расплылся в улыбке, а Мидорима думал, что вот сейчас просто умрет, и черт его знает от чего - от облегчения и ужаса.
- А я тебя люблю.
- Заткнись, твою мать! – зарычал Мидорима, остервенело тыкая окровавленными пальцами по телефону и продолжая бессвязно бурчать: – Ненавижу, чертов ублюдок, скотина бездушная, убил бы тебя, идиота…
- Ну, пожалуй, уже можно, - Такао тихонько рассмеялся.
- Закрой рот, Оцубо уже подъезжает.
- Не-е-е, - протянул Такао, наклоняя голову вбок, - хватит с меня, пожалуй.
Он улыбался – как всегда и как никогда раньше, – и от этой улыбки, от потеплевшего нежного взгляда беснующая паника внутри Мидоримы разгоралась с новой силой.
- Я тебе еще долг не выплатил, поэтому не вздумай, не вздумай… - Шинтаро не мог это произнести.
- Нет больше никакого долга, - улыбка Такао засияла пуще прежнего, - ты уже давно со мной расплатился.
Мидорима обессиленно сник. Он не знал, как удержать. Уверенность на грани упрямства растворилась с последним словом, уступая новому неузнанному чувству. Пальцы Мидоримы против воли оказались на чужих щеках.
- Зачем ты… - обреченно бормотал Мидорима, - ты ведь мог сказать… Я бы помог, я бы решил, я бы что угодно сделал, ты ведь знаешь, что я…
Такао осторожно покачал головой, потеревшись виском об пальцы.
- Я же сказал тебе, - тихо ответил Такао; его голос шелестел, затухая, - первый и последний, Шин-тян.
Над ними что-то громыхнуло, и Мидорима кинулся накрывать Такао своим телом.
- Смотри, салют, - выдохнули в его ухо, - салют, черт возьми…
Мидорима увидел, как взрываются цветные брызги на синей радужке, и тоже поднял голову. На чернильном небе, раздуваясь, лопались разноцветные шары, и небосвод дрожал над ними, опасно раскачиваясь. Совсем как в прошлый раз.
Но теперь в его руках был Такао, которого отныне он никогда не отпустит. И если для этого нужно поклясться перед грохочущим расцвеченным куполом ночного неба – он сделает.
И теперь он знал ответ на мучающий его вопрос. Череда закрутившихся в его жизни событий, людей и моментов случились, потому что именно так, так и никак иначе, должно быть, могло быть и стоило быть. Потому что именно так было нужно и правильно, только так они могли существовать – вместе и невозможно врозь. Потому что он жил ради этого момента, когда станет бесповоротно и окончательно ясно, что они шли друг к другу, чтобы встретиться и больше не разойтись, что тьма вокруг и внутри них - единственный воздух, которым они могли дышать. Что Такао бы умер без него, а Шинтаро – вообще не жил.
Последние фейерверки гаснут в пустых, застывших глазах, и за спиной Мидоримы грохочут торопливые шаги. Он склоняется над чужим телом да так и застывает, ожидая новую стрельбу и подводя маленький и такой очевидный в своей простоте итог.
Если он не жил без него раньше, то зачем начинать сейчас?
Беты: Junigatsu
Пэйринг: Мидорима\Такао (и наоборот), Кагами\Куроко, Аомине\Кагами
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Детектив, AU
Предупреждения: OOC, Изнасилование
Размер: миди (угрожающее макси)
Статус: в процессе
Описание: Это путь в черноту, из которой нет возврата. Выжить удалось немногим. Остаться собой – никому.
Посвящение: Моей шикарной и потрясающей бете.
Часть 8- Не знал, что ты куришь.
Миядзи нервно заозирался и тут же швырнул сигарету себе под ноги. За спиной стоял пропадавший где попало Мидорима, и дым последней затяжки Киёши мстительно выдохнул ему в лицо.
- Когда нервничаю, - непонятно зачем пояснил он. Не то чтобы его сильно волновало мнение младшего о его маленькой тайне и уж тем более мнение Мидоримы. У того в такие моменты был особенно противный, презрительно-осуждающий взгляд. – Ты вовремя, кумичё хотел тебя видеть.
Шинтаро не был уверен, что значило это «вовремя». В клане он не появлялся дня три или больше, но его даже не искали. Хотел узнать наверняка, насколько сам верит в собственные слова. Насколько реален шанс снова вернуться к обычной жизни. Обычность, та самая, за которую он держался, больше не имела прежней привлекательности и вызывала отторжение. Мидорима гулял, ходил в магазин, читал дома книгу и каждый раз вздрагивал при воображаемой вибрации телефона. Бросал молчащий мобильник обратно на диван, выбирался на улицу и влипал в реальность, как в растаявший на солнце мармелад. И что ему теперь делать? И еще важнее: что делать, когда долг будет выплачен и Такао станет наплевать на него?
- Чего нервничаешь? – небрежно спросил Шинтаро. В самом деле, не говорить же Миядзи, что он рад видеть его лицо. Парень кинул затравленный взгляд и размазал тлеющий табак по асфальту ботинком.
- Мидорима… - начал Миядзи и замер на вдохе. – Что у вас с Такао?
Неожиданный и не совсем понятный вопрос застал Шинтаро врасплох. Он так и выпалил вполне правдивое:
- Ничего.
- Ага. – Миядзи спрятал руки в карманы. – Встретимся завтра? Разговор есть.
- Какой разговор?
Миядзи с сомнением уставился на парня, но в пустых зеленых глазах было такое искреннее непонимание, что Киёши просто махнул рукой. Как со школьницей, честное слово…
- Все, проехали. – Миядзи выдохнул и для собственной уверенности повторил: - Проехали-проехали. Иди к Накатани-сама, он в кабинете.
Мидорима зашел в главные двери и все-таки обернулся. Миядзи потянулся за второй сигаретой, но, почувствовав его взгляд, замер и раздраженно замахал ладонью. Шинтаро почти услышал его «вали отсюда, новичок», и усмешка против воли вспыхнула на губах. Потом Миядзи будет говорить, что ненавидит его и однажды придушит во сне, но Мидорима все это уже слышал и никогда особо не боялся. Что-то подсказывало, что поговорить им все-таки нужно.
Кумичё действительно нашелся в кабинете, но не его неожиданное появление смутило Мидориму, а то, что он сидел на месте Такао. И то, что эта не имеющая роли деталь смущала, настораживало еще больше. Мужчина сидел на законном месте, он имел право просматривать отчеты, трогать ручки, которые Шинтаро привык видеть в ладонях Такао. Но это отталкивало до слепого неприятия, вызывая гадкое, словно жужжащее под ухом, раздражение.
- Присядешь? – Мужчина отложил бумаги в сторону и грузно навалился на стол. Мидорима отказываться не стал. То, что это не предложение, было более чем очевидно. Он ждал, что его будут отчитывать или, что гораздо хуже, хвалить за спасение одного из боссов, но мужчина долгое время лишь в молчании буравил его взглядом. Мидорима знал этот взгляд и знал это ощущение - словно тебя препарируют наживую, – и сложить дважды два не составило труда. Такао нашел, у кого учиться тому, как изводить человека взглядом и сканировать до самых темных глубин души, пока тот тщетно пытается вырваться из нервного оцепенения.
- Вот скажи, что мне с тобой делать? – неожиданно спросил Накатани. – Ты мне весь клан переполошил.
- Вам не стоило приставлять меня к боссам.
Накатани посмотрел в убийственно серьезные глаза новичка и сухо рассмеялся. Паренек даже не заметил, как стал первым, кто оспорил его решение.
- То есть, поручи я тебе мелкие дела, то...
- ...я бы выплатил долг, и вы меня больше не увидели бы.
- Я слышал от ребят, что ты очень часто говоришь об этом. - Накатани прищурился, и Мидорима неосознанно напрягся, кажется, уже зная, что сейчас услышит. - Ты сам-то в это веришь?
Шинтаро хотел сказать «да», но губы словно онемели. Он же верил. Он же жил этой мыслью! Так какого черта...
- Ладно, не отвечай, - миролюбиво отозвался мужчина, но для Мидоримы это прозвучало на редкость унизительно. Для кумичё все его терзания – как на ладони.
- Я бы хотел, чтобы ты остался. - Накатани достал из ящика стола тонкий невысокий кувшин из темной глины, две пиалы и тихо прикрыл дверцу. Осторожно поднял взгляд, бегло осматривая удивленное лицо подчиненного, слегка улыбнулся и двумя короткими движениями рук плеснул из кувшина в пиалы. Было в нем нечто совершенно не вяжущееся с внешней грузностью: легкость, цепкая аккуратность, контроль мельчайших движений и взглядов. Мидорима сначала не вспомнил, за кем уже наблюдал подобное, а потом осенило. Снова.
Такао. Быстрый и незаметный, он всегда пугал неожиданными появлениями за спиной и острыми, знающими глазами.
- Вы не понимаете, о чем просите, - все еще недоверчиво ответил Мидорима. - Я же вам только хуже сделал.
- Ты все еще винишь себя за тот случай на пристани? – Мужчина улыбнулся совсем уже расслабленно и сделал маленький глоток из пиалы. – Ты нам одолжение сделал, что не убил парнишку.
Неверие всколыхнулось в тревожной темной зелени, и Накатани кивнул, словно подтверждая свои слова. Он и не сомневался, что мальчишка все еще помнит. Не знал только, что помнит больше, чем Накатани было известно.
- Парень был информатором Аомине Дайки, - продолжил он. – Сам Аомине давно сотрудничает с полицией, уж не знаю, как и сколько информации он им передает. Пристрели ты информатора, на тебя бы повесили убийство и причастность к сорванной сделке между нашим кланом и Йосеном.
- У него же был пакет... информация... - неуверенно пробормотал Мидорима.
- Не было ничего, - мужчина покачал головой, - только документы, с которыми ты якобы входил на склад, да наркота. Ну, чтобы если посадили, то наверняка.
Мидорима тупо, молча смотрел в ответ. Ожидал, что сейчас нагрянет непостижимое, ему вновь придется с этим жить, обдумывать, решать, как дальше и зачем это все. Но в голове было пусто. И он, по кивку кумичё, просто отпил из пиалы.
- Откуда у вас эта информация? – хрипловато спросил Мидорима.
- Можно войти? – раздалось за спиной.
- Мы взяли того информатора, он внизу, в камере.
Но Мидорима его уже не слышал. Развернувшись, он смотрел на Такао в дверях, смотрел в его уставшее, осунувшееся лицо и думал. Нет, он не жалел, не вспоминал, не начинал ненавидеть вновь со старой стартовой черты – бесконтрольно, разъедающе, с выжженными безысходностью и желанием уничтожить куском плоти вместо сердца. Единственной мыслью в его голове был вопрос: почему случилось все то, что случилось?
Кумичё поменял местами пиалы и произнес:
- Поэтому я сказал, что хочу, чтобы ты остался. Мне не нужны твои слова, просто допей саке и забудем этот разговор с остальными ошибками прошлого.
Шинтаро уставился в плоскую глиняную пиалу, глядя на то, как искры солнечных бликов пляшут на поверхности саке. Точно, ведь после обеда, всё ближе к заходу, солнце переваливается на эту сторону здания и светит в окно Такао. В это время он разворачивался в кресле спиной к окну и каждый раз морщился, когда нужно было тянуться за документами и попадать под свет. Тогда его ладони начинали светиться, и солнце ползло вверх по рукам, сияя на открытых участках кожи, на шее и скуле. Разгореться, согревая, не успевало – Такао стремительно исчезал в тени.
И зачем ему помнить эти глупые мелочи...
Чужие пальцы забрали пиалу раньше, чем он успел ее схватить. Такао смотрел на него с немым укором и неким чувством, которое Мидорима не мог понять.
- Тебе мозги отшибло? Или теперь тебе приспичило на всех правах в клане остаться? – голос Такао внезапно нервозно взлетел вверх и сорвался. Шинтаро понял, но не поверил. Этим чувством был страх. То, как он сжимал зубы. Как дрожали его ресницы, ладонь с пиалой в пальцах. Как он, замечая осознание в чужих глазах, опускал взгляд и снова смотрел – с фальшивой, вымученной злостью. Это был страх.
- Мидорима, - голос кумичё вынудил Шинтаро отвести глаза, - сходи проверь заключенного. Можешь узнать все, что не успел спросить.
Шинтаро послушно поднялся и, кинув короткий взгляд на пиалу, вышел из комнаты. Такао дождался, пока захлопнется дверь, и с остервенением поставил пиалу на стол, расплескав содержимое. Накатани скучающе вздохнул:
- Что он тебе сказал?
- Да всё, - обреченно выпалил Такао, падая на стул. Ему не позволено так себя вести, но ведь они оба все понимали. И Казунари не был тем мальцом, у которых Накатани воспитывал покорность и уважение. Мальчишка, оказавшийся у него на пороге сразу после окончания школы, уже давно сам отвечал за свои поступки. А ему осталось только переживать за него.
- Хочешь, я сам поговорю с ним? – Такао покачал головой, но мужчина тут же решил: - Завтра.
- Я не позволю вам идти одному.
- Такао, - жестко оборвал его Накатани. – Я уже решил. Вы лучше утрясите это дело с информатором. Нанеси визит Тоо и дай им понять, что если подобное еще раз повторится, в следующий раз наркотики совершенно неожиданно найдут у них в одном из борделей.
Казунари слабо засмеялся и поднялся с места.
- И разберись с Мидоримой, - слова застали его в дверях. - Ведь, как я понимаю, он тебе нужен больше, чем просто подчиненный?
Может, он и понимал, но ведь и спрашивал не просто так.
- Хотел бы я сам знать, - Такао горько улыбнулся через плечо и закрыл за собой дверь.
Он дал себе три дня, чтобы разобраться. И он, как ему казалось в теплом безопасном уюте своей квартиры, разобрался, разложил по местам, решил для себя навсегда и окончательно. Но почему-то потом, задыхаясь, твердил в мобильник совсем другое и все решения рассыпались в его голове, как песчаные замки под волной. Он никогда не просил, но тогда прямо так и сказал: «Я прошу, пусть это будет моей последней вольностью». Телефон скользил во вспотевшей трясущейся руке, чужой голос на линии звучал по-прежнему спокойно и жестко. Такими голосами в полиции объявляют о смерти погибшего его родственникам. И даже понимая, что вот оно, «всё», Такао попросил еще раз. За него ведь зачем-то просил!..
Такао свернул перед главным залом и зашагал вниз по лестнице.
Было бы легче, будь это из-за чувства вины, стыда, из-за того, что в один момент он сорвался… И, сметая все на своем пути, уничтожил жизни – свою и его – просто потому, что в какую-то секунду увидел в зеленых глазах то, от чего больше не мог отказаться. Не заметил, что дорога к нему - это кровавый путь боли, страдания и испепеляющей тяги. И дошел ведь! Только обратно больше не вернулся и, сжав его в объятиях, повалил за собой в черную пропасть.
Но ведь не из-за этого! Оказавшись в его руках, он понял, что то самое «всё» - именно эта секунда невыносимой нежности, жарких поцелуев, горячих сильных ладоней на коже. Что его плавит, раздирает и душит от невозможности отпустить его, что внутри все горит и взрывается просто потому что он рядом, он близко - жадный, непримиримый, желанный. Что нужно бросать, рвать мясом наружу, рубить до основания или конец, они оба трупы и никаких вариантов.
Мидорима стоял у камер, в метре от железной двери, за которой провел свои первые дни в Шутоку. Стоял, согнувшись, ссутулив плечи и вцепившись руками в колени. И трясся крупной, колотящей дрожью. Такао подлетел к нему в ту же секунду, как только увидел. И это лишь доказало, что он не смог бы поступить иначе.
Он отказался жить без него. Не ради себя - ради него отказал. Так и сказал в том звонке, а затем попросил в тишину телефонной связи, все еще надеясь, что обойдется. Что теперь, когда они прощены, они могут начать заново. Поверил и, обняв Мидориму за плечи, зашептал в побелевшие губы:
- Черт, Шин-тян... Чего же ты испугался, дурачок?
Снисхождение в дрожащем голосе больше походило на зарождающуюся истерию. Такао знал: нужно брать себя в руки, но в его руках сейчас - Шин-тян, и успокоить его было важнее своих собственных терзаний.
- Брось ты это, я все сделаю. - Такао мягко скользнул ладонями по плечам, обхватил лицо, осторожно приподнимая и успокаивая неторопливым шепотом: - Давай, иди, не бойся, все хорошо...
Шинтаро поднял глаза. Что-то смотрело на Такао из глубины встревоженного темно-зеленого болота, и чем дольше он смотрел в ответ, тем больше его выедало, тяготило изнутри. Это что-то - тот самый, прежний Шинтаро, за которым он гнался, которого мечтал сломать и которого ломал, крушил, растаптывал. Шинтаро - отчаявшийся, напуганный, заведенный в тупик, захлестывающая волна боли в телесной оболочке.
Вот он, кошмар твоей жизни, снова перед тобой, Шинтаро. Такао в ужасе отдернул руки и отшатнулся.
Одна секунда и короткий испуганный вдох, он ведь и не расслышал чей. Шинтаро мгновенно схватил его за руки и затем уже медленнее - для Такао медленно до невыносимого - поднес к своему лицу и зажал в ладонях. Прикрыл глаза, осторожно прижавшись лбом к кончикам пальцев. Такао едва слышно выдохнул, рискнул вдохнуть, но воздух, горячий и сухой, дернул горло, просыпаясь песком. А потом и вовсе застыл, с судорогой в скованных легких наблюдая как медленно, неумолимо приближается чужое лицо. Шинтаро выпустил ладони Такао и, все еще не открывая глаз, навалился на его тело, до хруста сжимая в объятиях худую спину. И Казунари, наконец, сбивчиво выдохнул в темно-зеленые волосы. Во рту стало горько.
Герой неудавшийся... Не спасать ведь он его хотел. Если и хотел, то только присвоить себе. Потому что не от Акаши его надо было спасать, не от Шутоку, не от всех гребаных якудза гнилого города. От себя. Всего лишь от себя.
- Шин-тян... - осторожно позвал Такао, но Мидорима не опускал рук. – Шин-тян, телефон звонит...
Парень неуклюже шарахнулся в сторону, следя из-под челки за тем, как Такао достает мобильник из кармана, и руки у него трясутся словно от холода. Он обменялся с собеседником парой фраз и вернул телефон на место.
- Это Кайдзё, - сухо объявил Такао, глядя куда-то в колени Шинтаро, - устраивают примирительную вечеринку или вроде того... Надо ехать.
- Обязательно? – спросил Мидорима. Говорить было легче, чем смотреть в глаза.
- Кисе постоянно так делает, - Такао вздохнул. – Поторчим недолго и вернемся, завтра много работы. – И все-таки решился взглянуть на Мидориму. – Ты в порядке?
- В полном, - холодно ответил Мидорима и направился к лестнице. На последних ступенях голос Такао заставил его обернуться:
- Дождешься меня?
Мидорима не знал, что ответить. Его разум метался в крайностях от «всегда» до «никогда». Но прежде, чем он успел сам для себя решить, Такао чуть испуганно добавил:
- В машине, я имею в виду.
Худой, совсем еще юный парень с тяжелым взглядом, смотрел на него снизу-вверх и беспокойно, неловко улыбался. У Мидоримы взволнованно подхватило сердце. Кто сделал это с тобой? Кто сделал это с нами? Почему случилось то, что случилось?
Мидорима, не найдя слов, просто кивнул. То, что они говорили друг другу, уже давно перестало быть правдой.
Когда Такао сел в машину, Мидорима действительно ждал его внутри. Парень сидел вплотную к двери с неестественно прямой спиной и прилепленным к стеклу взглядом. Черные рубашка и брюки, вычищенные ботинки – действительно, будто у Мидоримы бывало по-другому. Такао размазал улыбку по губам кулаком и расслабленно развалился на сидении.
Интересно, они оба заметили, как ловко и незаметно им удалось перемахнуть через этап, когда Мидорима стал добровольно подчиняться? Не просто подчиняться. Такао смотрел на чужой профиль, грубый, крепкий и прекрасный, и думал, что где-то про принцев на конях не наврали. Только принцы у всех были разные.
Шинтаро повернул голову, и свет уличных фонарей подсветил темную радужку до пронзительного, ярко-абсентового. У Такао тянуще заныло в груди.
- Ну что, разговорил?
Такао открыл рот, чтобы рассказать, что выведал у информатора, но вдруг перехотел. Заметил ядовитые искорки в чужих глазах, да и голос Мидориму подвел: скрипнул и сорвался на последнем слове. Эту улыбку Такао сдержать уже не смог.
- Ты думаешь, я наказываю всех новичков и провинившихся? – Он насмешливо повел бровью. – И все уборщицы нарочно оставляют грязные пятна на моем столе?
Шинтаро поправил очки, на долю секунды спрятав глаза за ладонью.
- Я, вообще-то, не это имел в...
- Не-е-е, Шин-тян, - протянул Такао с улыбкой, - ты у меня такой один. Первый и последний.
Лучше бы Мидорима никогда, никогда-никогда, с самого момента их встречи не смотрел в его лицо.
Кагами был из тех людей, которые предпочитали шумным элитным тусовкам остаться дома в компании прохладного пива и бессмысленных телепередач. Пустая голова, минимум информации, а значит, гораздо больше шансов пережить следующий день в участке на двух ногах. Куроко на этой вечеринке был "лицом" - пусть и не самым заметным - их маленького тандема; Кагами же пришлось бдеть. И в первую очередь за Аомине Дайки, который стоял рядом с ним, невозмутимо привалившись плечом.
- Ты специально, что ли? - зашипел Кагами.
- А ты кого стесняешься? Тецу? - Аомине шарил взглядом по залу, словно выискивая кого-то.
- Хватит называть его "Тецу", - голос полицейского уже свистел от надрыва.
- И как мне его назвать? - Дайки наконец посмотрел в лицо Кагами, и ухмылка криво поползла по его губам. - Мужик, с которым ты тоже трахаешься?
Этот раз был единственным за сегодняшний вечер, когда Кагами порадовался тому, что они застряли с Аомине в дальнем темном углу, и сквозь громкую музыку едва ли кто-то мог услышать хоть слово. Потому что если он сейчас начнет внезапно его душить, то никто и не заметит.
- Сам-то ты что-то несильно переживаешь за репутацию, - ядовито протянул Кагами, на секунду склонившись к чужому лицу.
- А что я? - с совершенно искренним удивлением спросил Дайки. - У меня жена есть.
Кагами подумалось, что когда-то он уже слышал эту фразу, и в этот раз она прозвучала гораздо забавнее, чем в прошлый. Аомине неожиданно подобрался, и лицо его вмиг окаменело.
- Вон они.
В главном зале появились Такао с Мидоримой. На прошлых фотографиях, которые попадали к Кагами через информатора, Мидорима всегда держался за плечом Такао, и чем ближе он стоял, тем мрачнее казалось его лицо. Но сегодня они шли плечом к плечу, так близко, что их пальцы ударялись друг об друга.
- Они... вдвоем?
- Остальные наверняка готовятся к завтрашней встрече со мной, – небрежно ответил Аомине и, поймав непонимающий взгляд, продолжил: - Они же поймали моего информатора. Помнишь, которого на пристань с подставой засылали?
- Стоп-стоп. - Тайга непонимающе нахмурился. - Твоего информатора? И ты вот так спокойно об этом говоришь?
- Это был вопрос времени. Сейчас у них, может, и бардак в клане, но они все еще опасные ребята.
Кагами спорить не стал. Видеозапись, которую они смотрели всем отделом, была лучше любых доказательств. На ней чудовище в теле человека менее чем за пятнадцать минут убило трех человек ради своего босса и лишь одного – с помощью оружия. Не замечающий взгляда полицейского Такао громко рассмеялся, шлепнув подчиненного по плечу, и тот, едва двигая губами, ответил что-то такое, отчего Такао и вовсе согнуло пополам.
Кагами все еще не был уверен, что человек за решеткой действительно тот, кто виновен в убийствах. Да еще и Аомине, увиливая от прямого ответа, подливал бензина в костер его сомнений.
- В том, что они пришли вдвоем, меня смущает другое... - пробормотал Аомине, тоже наблюдая за парочкой.
- Ты думаешь, он сказал ему «нет»?
Аомине повернулся к Кагами и кисло улыбнулся:
- Ты правда веришь, что ему хоть кто-то может отказать?
Как только за ними закрылись главные двери, Мидорима подумал, что вот-вот оглохнет: музыка внутри была непривычно и неприлично громкой. Цветная слепящая россыпь рикошетила от стен, пола и потолка и рябила перед глазами, не привыкшими к полумраку. Он совершенно не узнал это место. Перед занавеской из множества тонких блестящих нитей, за которой располагался главный зал с танцующими людьми, Такао внезапно остановился, прихватив пальцами ткань рубашки на предплечье Шинтаро.
- А может, черт с ним? – спросил он, уставившись в толпу людей.
- В смысле?
- Ну, в смысле, что к черту это все. - Такао повернулся и сделал небольшой шаг навстречу. Шинтаро непонимающе всматривался в его лицо, но глаза Казунари, пустые и огромные, словно их владелец неведомым для Шинтаро образом успел глотнуть таблеток, молчали. Ладонь Казунари скользнула вверх по рукаву и осторожно легла под ворот рубашки между шеей и плечом. Кончики пальцев обжигали.
- Поехали отсюда, - добавил Такао, но Шинтаро, все еще не понимая, мотнул головой.
- Ты же сам сказал, что нам нужно ехать, куда еще ты...
- Куда угодно, Шин-тян, - полушепотом произнес Такао, прикусив губу. А потом за пару невероятно долгих секунд внутри него словно щелкнул неизвестный переключатель, и Шинтаро наблюдал, как прежний привычный Такао возвращается обратно: взгляд его потяжелел, чуть заискрившись, и парень улыбнулся, отдергивая руку.
- Да ладно, мистер Жизнерадостность, шуток не понимаешь, что ли, - фыркнул он, втащив Мидориму за собой сквозь занавеску.
Такао уверенно вывел его к бару, у которого они втроем вместе с Миядзи пили в прошлый раз, и плюхнулся на стул. Бармен подлетел к ним, стоило Такао поднять руку, они обменялись парой шуток, обговорили заказ, и Казунари развернулся на стуле, прижимаясь спиной к стойке. Все было как обычно.
Но тревожное, беспокойное чувство против воли Мидоримы всколыхнулось внутри – тихое, едва заметное, тонкой змейкой поползло в груди.
- Я заказал тебе послабее, если не возражаешь, - произнес Такао, - а то я не знаю, как вы с Миядзи умудрились нахрюкаться быстрее меня.
- При этом напоить меня было твоей идеей, - хмуро выдавил Мидорима.
- Но я не планировал, что вы потом будете облизываться в туалете.
- Мы не облизывались, - на последнем слове Шинтаро поморщился и, кажется, Такао это заметил - улыбка мигом расцвела на его лице.
- А, может, стоило? Видел, как он на тебя смотрит? – Он повернулся к Мидориме и облокотился на стойку, подперев голову кулаком.
- А ты в Шутоку, значит, главная сваха?
Такао громко рассмеялся, едва не сбивая поднесенные барменом напитки. Мидорима первым схватил свой совершенно мерзкий на вид синий коктейль, поднес к губам, и синие глаза напротив засветились аккурат над его бокалом. Мерзкое пойло под названием «Символизм от Такао Казунари». Шинтаро в один глоток осушил бокал и шлепнул его на стойку. Вынести сегодняшний вечер трезвым у него не получится.
- Сегодня же день примирения, сам понимаешь, вам мириться надо, - с театральной серьезностью заявил Такао, отхлебывая виски из своего бокала.
- А ты сходи помирись с Мурасакибарой, - Мидорима мотнул головой в сторону стола, за которым заметил Йосен. - Я, может, тогда обдумаю твое предложение.
Такао согнулся от хохота, едва не сползая по стойке.
- Ох, Шин-тян, - выдохнул он сквозь смех, уткнувшись щекой в сгиб локтя, - сколько же можно в тебя влюбляться…
- Что? – глупо спросил Шинтаро. Когда-нибудь он научится разумно отвечать на смущающие вещи, вырывающиеся изо рта своего босса, но пока слова Такао провоцировали только огромную гудящую пустоту в голове.
- Пошли танцевать?
Из-за грохочущего сердца Мидорима совсем не услышал неожиданно заигравшую медленную мелодию.
- Ты совсем придурок? Мы не будем танцевать под эту сопливую чушь, - он презрительно фыркнул.
- То есть, в принципе, ты не против со мной потанцевать? - Такао хитро прищурился.
Мидорима бормотал, запинаясь, что-то бессвязное, предательски краснея, но Казунари почему-то не издевался над ним, только тихонько смеялся, утягивая со стула и дальше - в центр опустевшего танцпола.
- Никто не танцует под это дерьмо… - обессиленно пробормотал Мидорима, чувствуя, как ладони Такао ложатся на его плечи.
- Мы танцуем.
- И все смотрят…
- Пусть смотрят. Обними меня уже.
Мидорима не знал, почему без возражений положил руки ему на талию. Почему вел по кругу, осторожно качаясь в такт. Почему Такао жмурился на мгновение и улыбался, прикусывая губы, а у Шинтаро немело в груди так, что тяжело вдохнуть. Темные ресницы взлетали вверх, и необъятный одинокий густо-синий космос смотрел в его глаза - крохотные звезды-огоньки звенели и переливались, и внутри у Мидоримы так тоскливо, тревожно вяжет узлом. Он попробовал сглотнуть, сделать новый вдох, но ощущение так и не прошло. И как последнему идиоту, бесспорно фатально влюбленному, танцующему под глупую романтичную песню на глазах у сотни людей, все, что ему сейчас хотелось, – это почему-то обнять Такао. И это желание, неудержимое и бесконтрольное, горело в его теле до кипящей боли в суставах. Такао нежно улыбнулся, словно прочитал его мысли, быстрым взглядом окинул зал и на секунду крепко прижался щекой к груди.
А затем толкнул его.
Растерянный Мидорима влетел в чей-то столик, грохнулся на пол, и деревянный пласт, развернувшись, накрыл его сверху, больно ударяя по коленям. Шинтаро рвался сквозь гул в голове, кажется, галлюцинируя, и слышал страшное: очередь выстрелов - трехсекундная разрывающая тишину трель, несколько людей кричали не своим голосом, падало, громыхая, дерево-стекло-железо; он уже не разбирал. Выбрался из-под стола и застыл, онемев. Чье-то тело лежало в брызгах крови посреди танцевального зала.
Шинтаро себя не помнил. Кто-то другой, тот самый, кто появлялся вместо него, когда Мидорима не мог, не хотел, обессилел, кинулся под редкие выстрелы, рывком подхватил на руки, согнувшись, кинулся прочь. В глазах - смазанная тьма в мелкую цветную рябь и прямоугольник зелени и темного неба. Мидорима кинулся в него, снова бежал, затем кинулся за беседку у живой изгороди, падая на разбитые колени. Он уже видел эти глаза, блеклые и туманные, и верил в прежний исход. Но теперь его руки были по локоть в крови, и страх, словно киноварь, налипал и резким бил в нос. За стенами снова стреляли и кричали до хрипа.
- Ненавижу тебя, - сипел Мидорима, чуть шлепая по чужим щекам. Сердце грохотало у самого горла, не давая вдохнуть, соленое жгло глаза. – Ненавижу, ненавижу тебя, ублюдок!
Такао повернул голову и расплылся в улыбке, а Мидорима думал, что вот сейчас просто умрет, и черт его знает от чего - от облегчения и ужаса.
- А я тебя люблю.
- Заткнись, твою мать! – зарычал Мидорима, остервенело тыкая окровавленными пальцами по телефону и продолжая бессвязно бурчать: – Ненавижу, чертов ублюдок, скотина бездушная, убил бы тебя, идиота…
- Ну, пожалуй, уже можно, - Такао тихонько рассмеялся.
- Закрой рот, Оцубо уже подъезжает.
- Не-е-е, - протянул Такао, наклоняя голову вбок, - хватит с меня, пожалуй.
Он улыбался – как всегда и как никогда раньше, – и от этой улыбки, от потеплевшего нежного взгляда беснующая паника внутри Мидоримы разгоралась с новой силой.
- Я тебе еще долг не выплатил, поэтому не вздумай, не вздумай… - Шинтаро не мог это произнести.
- Нет больше никакого долга, - улыбка Такао засияла пуще прежнего, - ты уже давно со мной расплатился.
Мидорима обессиленно сник. Он не знал, как удержать. Уверенность на грани упрямства растворилась с последним словом, уступая новому неузнанному чувству. Пальцы Мидоримы против воли оказались на чужих щеках.
- Зачем ты… - обреченно бормотал Мидорима, - ты ведь мог сказать… Я бы помог, я бы решил, я бы что угодно сделал, ты ведь знаешь, что я…
Такао осторожно покачал головой, потеревшись виском об пальцы.
- Я же сказал тебе, - тихо ответил Такао; его голос шелестел, затухая, - первый и последний, Шин-тян.
Над ними что-то громыхнуло, и Мидорима кинулся накрывать Такао своим телом.
- Смотри, салют, - выдохнули в его ухо, - салют, черт возьми…
Мидорима увидел, как взрываются цветные брызги на синей радужке, и тоже поднял голову. На чернильном небе, раздуваясь, лопались разноцветные шары, и небосвод дрожал над ними, опасно раскачиваясь. Совсем как в прошлый раз.
Но теперь в его руках был Такао, которого отныне он никогда не отпустит. И если для этого нужно поклясться перед грохочущим расцвеченным куполом ночного неба – он сделает.
И теперь он знал ответ на мучающий его вопрос. Череда закрутившихся в его жизни событий, людей и моментов случились, потому что именно так, так и никак иначе, должно быть, могло быть и стоило быть. Потому что именно так было нужно и правильно, только так они могли существовать – вместе и невозможно врозь. Потому что он жил ради этого момента, когда станет бесповоротно и окончательно ясно, что они шли друг к другу, чтобы встретиться и больше не разойтись, что тьма вокруг и внутри них - единственный воздух, которым они могли дышать. Что Такао бы умер без него, а Шинтаро – вообще не жил.
Последние фейерверки гаснут в пустых, застывших глазах, и за спиной Мидоримы грохочут торопливые шаги. Он склоняется над чужим телом да так и застывает, ожидая новую стрельбу и подводя маленький и такой очевидный в своей простоте итог.
Если он не жил без него раньше, то зачем начинать сейчас?