У этой тьмы твои глаза ч.5

[Latishia]

Автор: Latishia
Беты:  Junigatsu
Пэйринг: Мидорима\Такао (и наоборот), Кагами\Куроко, Аомине\Кагами
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Детектив, AU
Предупреждения: OOC, Изнасилование
Размер: миди (угрожающее макси)
Статус: в процессе
Описание: Это путь в черноту, из которой нет возврата. Выжить удалось немногим. Остаться собой – никому.
Посвящение: Моей шикарной и потрясающей бете.

Он и получаса не продержался.
Ему хотелось чего-то нормального, чего-то «как раньше», чего-то, чем он жил и никогда не осознавал в своей жизни. Поэтому, сев в одну из дальних беседок в саду, он осматривал веселящихся людей, взмыленных официантов, поднимал голову, чтобы посмотреть на фейерверки. Его одиночество прервала незнакомая девушка. Мидорима и раньше не стремился общаться с противоположным полом, но за возможность побыть нормальным ухватился как утопающий за соломинку. Она болтала без умолку, охмелевши размахивая бокалом, удивлялась, почему не видела его раньше, а Шинтаро смотрел на ее красный рот и непонимающе хлопал глазами. Пустой картонный короб, вымазанный алым. Он огляделся. Мир не имел ни объема, ни цвета, плоский и непонятный. Мидорима чувствовал, что начинает задыхаться, и реальность наседала своей агрессивной чужеродностью: шум, гогот, шипение, речь, из которой он не разбирал ни слова.
- Нам пора, - мягко раздалось за ухом. Чужие руки обвились вокруг его шеи, паника начала отступать. Девушка смотрела на них огромными глазами. Только секундой позже до Мидоримы дошло, почему ее взгляд был таким шокированным: губы Такао прижимались к его уху теснее, чем на то указывали нормы.
- Ты должен отвезти меня домой, - сказал Такао, - потому что Миядзи беспробудно напился, Оцубо все еще говорит с Кисе, а Кимура, как порядочный водитель, в такое время спит и не берет трубку. – Он улыбнулся девушке. – Вы ведь не против?
Мидорима перевел взгляд с ошарашенной девушки на довольное лицо Такао. Почему в нагромождении бессмысленных декораций он казался таким естественным? Небрежно вздернутый воротник рубашки, взъерошенные ветром волосы, тонкая полоска губ, сложенных в ухмылку, глаза – манящая тьма над той автострадой - ни отказать, ни сопротивляться. Почему он, непостижимый и губительный, такой свой, такой к месту?
Мидориме пришлось сесть за руль. Такао уверял, что не любит водить машину, что слишком пьян, а Шинтаро смотрел в его совершенно трезвые, нахальные глаза и понимал, что это он сам беспросветно пьян. Потому что наедине с Такао в интимной тишине его вело и кружило, а свет фонарей на темном шоссе плясал перед глазами.
- Я все слышал, - спокойно произнес Такао, его тихий голос бархатом расстелился в тишине джипа. Мидорима вздрогнул, словно плетью хлестнуло под лопатками. Смотреть он не решался, но остро чувствовал на щеке чужой взгляд. - Я слышал, что ты ответил Миядзи.
Сердце пропустило удар. И забилось вновь, пойманное, испуганное. Мидорима на секунду прикрыл глаза, выдохнул как можно тише. А в голове только и сигналило: не смотри, не смотри на меня.
- Что это значило? – спросил Такао уже мягче, и его голос теперь, словно густая карамель, притягивал и больше не отпускал. Мидорима посмотрел в его глаза. Алкоголь – а может, то было новорожденное, необъяснимое безумие – плавил клетку с заточенными демонами. Пьяная нечисть рвалась сквозь прутья и шипела: «Хватай за волосы, целуй наглый рот, целуй до первой крови».
- А что это могло значить?.. – прошелестел Шинтаро.
- Может быть, то, что ты в меня…
БАМ.
Боль резанула по лбу и оглушила, перед глазами поплыло: сначала темное, пятнами, вспышками, потом багровое, заливая глаза. Туман под веками густел, обретая плотность. Мидорима рвал его как взмокшую вату, хватал руками, что чувствовал, отталкивался. Вот, значит, как - влетел лбом в руль, да на такой скорости. Справа бугрился поврежденный металл в крошеве стекла. «Разве что танк снесет».
Шинтаро подскочил на месте. Осознание током взрезало по позвоночнику: Такао рядом не было, а дверь распахнута. Мидорима стремительно перелез через сиденье, рванул бардачок, сам не помня зачем, куда – а руку уже холодило тяжелое, опасное. Выпал на асфальт, прижавшись к массивной, удушливо пахнущей шине. Он едва соображал: вот он стирает рукавом кровь со лба, выглядывает из-за бампера и выскакивает, только увидев знакомое лицо.
Их было четверо. Один уже лежал на земле, второй, еще не заметив Мидориму, сидел в автомобиле, что так и остался стоять, смяв капот об дверь джипа. Оставшиеся двое пытались сбить Такао с ног.
Мидориму перемкнуло. Один взгляд в напряженное лицо Такао, один вдох до полной пустоты в голове, и внутри теперь – тишина. Абсолютное молчание сознания и лишь издалека доносится размеренное, глубокое биение сердца.
Того, кто в машине, он перехватил еще по пути. Их взгляды пересеклись за секунду до момента, когда Мидорима сгреб его за воротник и швырнул об дверь. Звук удара черепа об металл громыхнул, как пистолетный выстрел – после такого не встать. Тело налилось необъяснимой разрушительной силой - Шинтаро не мог и не хотел ее удерживать - и сработало как четкое, отлаженное оружие. Того, кто тянулся за оброненным в потасовке пистолетом, он перехватил за шею, взвалил на себя. Асфальт врезался в спину, отталкиваться пришлось обдираясь локтями, чтобы подмять чужое тело под себя. Ударов Мидорима не считал. Распухшее мясо мялось под пальцами, и чужая глотка, тонкая и беззащитная, хрипела, захлебываясь. Желание бороться, вскормленное яростью, тонуло в темных глазах, блекло в густеющем тумане. А внутри Шинтаро вскипало, пузырясь, бесконтрольное, оглушающее безумие…
- Слезь с него!
Мидорима оглянулся и медленно поднялся. Чужак стоял за спиной Такао, перехватив рукой его шею и прижав пистолет к виску. Такао было трудно дышать - сгиб руки давил прямо в кадык. Мидорима видел, как тяжело, медленно вздымалась его грудь. А в глазах - ни капли страха, только спокойное ожидание. Такао не боялся тьмы, доверительно прижимаясь к ней спиной, ведь не стоит бояться того, кто качал твою колыбель. Тьма была близко, тьма дышала мерзким дыханием в уши и дрожала холодным, металлическим у виска.
- Я выстрелю! – незнакомец плевался истеричными угрозами. – Я вышибу ему мозги, если ты дернешься!
Шинтаро не понимал его паники, но ее понимал Такао. Глаза у Мидоримы сейчас - леденящий яд, и сам он весь как вырвавшийся из ада демон. Демон с залитым кровью лицом и пистолетом в разбитой ладони – огромный, опасный, непредсказуемый. Он просто стоял и смотрел своими темными, немыми глазами, а Такао чувствовал, как подступающий страх колет кончики пальцев.
- Хотя я же тебя знаю, - нервно рассмеялся мужчина, – тебя все знают! Тебе яиц не хватает выстрелить! Так что я вышибу ему мозги и потом этой же пушкой его…
Мидорима выстрелил.
Чужак с криками упал на асфальт, отчаянно прижимая к себе безобразное месиво, оставшееся от ладони. Шинтаро не глядя обошел Такао и навис над скорчившимся на земле телом.
«Так что я вышибу ему мозги…»
Он вскинул руку, направляя дуло на чужой лоб. Теперь тьма лежала у его ног, смотрела чужими испуганными глазами, о чем-то просила. И вместо жалобных просьб он слышал завораживающий соблазнительный шепот. Разломанные грани его принципов захрустели под ногами. Никогда и ни за что не оборачиваться.
«…и потом этой же пушкой его…»
Он выстрелил.
Тишина на безлюдной ночной улице - тяжелая и плотная, тишина всей Вселенной. В ней были взрывы далеких планет, гаснущие звезды, ответы, которые он искал. Ответы, которые он не хотел искать.
Второй выстрел отозвался болью в плече. Мидорима обернулся. Целились в голову, щурясь заплывшими от ударов глазами, но пистолет в ладони раскачивало в разные стороны. Третий предназначался Такао - торопливый и мимо. Четвертого Мидорима не дождался, выбил пистолет из ладони ногой и впечатал запястье ботинком в асфальт. Живот дрожал под коленом, что-то рычало, хрустело и чавкало под ударами – первый, второй, третий…
Потом был чей-то голос, смазанный, сумбурный, но тишина прятала сознание за закрытыми ставнями. Голос приказывал, потом просил, голос имел вес, и Шинтаро не мог ослушаться.
- Хватит!
Он запрокинул голову и вместо неба увидел настолько же темную, блестящую синь – беспокойная ночь в глазницах. Ладони, алые до самых запястий, впутались в черные волосы и дернули рывком, надавливая на затылок. Мидорима поймал чужие губы, смял до тесноты и зажмурился. А внутри уже гремело, разрываясь, неудержимое, сносило, не разбирая дороги, грозилось разнести, поглотить, уничтожить. Шинтаро оттолкнул чужое лицо, уставившись в удивленные синие глаза. Такао подумал, что этот зверь больше не поддается дрессировке, и вызывающе улыбнулся новорожденному безумию в пылающей зелени.



Дверь громыхнула так, что стены задрожали. Такао прилетело по затылку, в глазах заискрило от боли, но он держится изо всех сил. Он бы и не смог уйти, зверь не дал бы ему сбежать, да он и не хотел покидать животное, впервые сорвавшееся с поводка. От Мидоримы пахнет чужой кровью, горьким дымом и свободой, его поцелуи душат, жгут, пепелят подчистую. Такао ловит зубами кончик языка, уворачивается от поцелуев, но руки хватают его затылок, и он задыхается, оглушенный требовательными губами.
- Ты бешеный, - смеется он, когда ему наконец удается вырваться. Смеется, а Шинтаро перехватывает его выдохи, тянет за нижнюю губу зубами, и даже тогда Такао продолжает убеждать торопливым шепотом: - Ты бешеный, слышишь меня?
Мидорима звереет, ему больше всего хочется заткнуть болтливый рот. Такао немеет каждый раз, как Шинтаро подкидывает его выше, тесно вжимается бедрами, прижимая к двери намертво, и под удобным углом накрывает ртом тонкую шею, тянет кожу, гладит языком по следам зубов. Во рту вкус соленого металла, и даже воздух пахнет тяжелым густым запахом крови. И от этого запаха туман в голове густеет, Мидорима вообще не понимает, что делает, ему хочется сжать Такао до невозможности вдохнуть, но он только рвет руками рубашку и трется об обнаженную кожу. Такао знает, что он единственный в этой комнате, кто может мыслить разумно, но сознание ускользает. Невозможно думать разумно, невозможно думать вообще, когда чужие бедра вжимаются в болезненный стояк. Такао висит на Мидориме, обвившись ногами, и от малейшего движения его раскачивает. Он ненавидит свои брюки, ненавидит пуговицы на рубашке Мидоримы, корябающие кожу, ненавидит губы Мидоримы на своей шее, ненавидит Мидориму, но хочет его гораздо сильнее. Так сильно, что перед глазами рябит и пляшет.
Такао отталкивает его от себя и, опустившись ногами на пол, хватает Шинтаро за воротник пиджака и тащит в ванную. Тело не слушается, словно пьяное, бьется о косяки и углы, да и Мидорима активно мешается, не давая ступить и шага, тут же ловит в кольцо рук, целуя везде, куда может дотянуться.
- Зверюга, - усмехается Казунари, прижимаясь к чужому лбу. Дыхание горит на губах, и внизу живота сводит сладко-сладко. – Если ты не успокоишься, я сам тебя трахну.
Легкое непонимание проскальзывает на лице Шинтаро. Такао смеется так звонко и радостно, что напряжение в груди сдувается, как выпущенный в небо воздушный шарик. Все-таки Мидорима остается Мидоримой, его тело действует отдельно от разума: тело хочет быть внутри Такао, а разум все еще отказывается это признавать. Упертое и глупое сознание точно не входило в планы Такао на сегодняшнюю ночь.
Он тянет Мидориму за собой и закрывает дверь. Площадь ванной полтора на полтора - узко и тесно, почти как застрять друг с другом в гробу. В этой тесноте нет ничего, кроме них двоих. Мидорима всматривается в чужие глаза в приглушенном свете светильника. Вот так четыре стены ограничили весь его мир в полутора метрах. Его мысли, его безумие, его настоящее, его последняя граница. Просто человек. Шинтаро сжал чужое лицо в ладонях, приподнял выше. Губы, вспухшие и покусанные, колдовские глаза, кожа, вымазанная в чьей-то крови его руками. Такао смотрит в ответ, подставляясь взгляду, позволяя, наконец, на себя посмотреть, и смотрел сам. Перед ним застыл его потрепанный зверь, этот зверь рвал за него чужие глотки. И в эту секунду, когда они впервые увидели друг друга, Такао потянулся к нему, не замечая, что Мидорима оказался быстрее. И через мгновение Казунари сметает к стене сильным телом, он только и успевает, что дернуть кран и обвить шею Мидоримы руками. Шумит вода и еще сильнее шумит в голове Такао. Громкий, ошеломляющий шум.
Мидорима подхватывает его под спину, заставляя немыслимо выгибаться, целует грудь, собирая воду языком. Такао тянет его к себе за плечи, и Шинтаро жжет где-то под ключицей. Боль и руки Такао теперь катализатор, он теряется и жмет сосок зубами. Казунари срывается на стон, и от этого в позвоночник Шинтаро словно вгрызаются разряды тока. Он вспоминает клетку, пальцы Такао на ранах от плети, его ногти на разодранной коже, его голос, и все накладывается на реальность. В ней Такао стонет не своим голосом, жмется ближе, крутит бедрами, потому что пальцы Мидоримы давят меж ягодиц через ткань. Ему нравится ощущение тонкого шва под самыми кончиками, ему нравится водить складкой ткани по чувствительной коже, нравится ощущать, как Такао напрягается, зажимая его ладонь. Мидорима бьется сомкнутыми пальцами внутрь, и Казунари обхватывает его спину, словно боясь упасть, вжимается лицом в шею. Ему нравится дикий запах Шинтаро - запах трав, подпаленный безумием. Такао сдирает с него влажную одежду и толкает под воду, вступая следом. Его бесит вид чужой крови на лице, на шее, где-то кровь пропитала ткань и теперь течет вниз по телу розоватыми струйками. Такао вытирает его руками, стирает грязную воду, лижет обнаженную кожу, ведет языком от груди до подбородка. Мидорима, тревожный под этой лаской, вскидывает голову, и Казунари приходится встать на носочки, чтобы дотянуться до губ. Шинтаро ловит его язык своим и теряет дыхание – словно до сердца дотянулись пальцами.
Ему приходится раздевать Такао вслепую - слишком жаркими оказываются поцелуи. В ванной душно и влажно от густого пара, иначе отчего Такао так тяжело, рвано дышит в ухо? От чужого дыхания внутри все поджимается дрожащим комком, и Мидорима не успевает заметить, как вскидывает Такао на себя. Не выдерживает: обхватывает худое тело руками, жмется теснее, целует жарче. Под его губами на шее Такао расцветают бурые соцветия, а сам он вздрагивает в его руках, ерошит носом потемневшие от воды волосы и дыши прерывисто. Легкие словно стягивает спазмом, и от прикосновений Шинтаро у Такао замирает, тяжелеет в груди. Это просто безумие. Безумие – то, как кожа кипит под кончиками пальцев, то, как Такао теряет контроль, отдаваясь чужим рукам. У Мидоримы вместо глаз два котла с кипящей лавой, и, сгорая, он вспоминает, почему ушел тогда. Попался в свою ловушку, когда приходил к нему, ждал его вздохов, его злобы - до дрожи в сердце. Уже тогда это было опасно. А сейчас стало необратимо, потому что не ненависти он ждет теперь – прикосновений кожи к коже. Руки Мидоримы касаются везде, где могут дотянуться, и его рук слишком много, его всего, зажатого в тесном объятии, слишком: жарко, мучительно, смертельно. Эта связь, выкованная из кипящего свинца, не могла иметь положительного исхода. Не могло кончиться хорошо начавшееся с «больно и крепко».
Это их ритуал очищения. Такао избегает поцелуев, подставляется воде, но внутри все горит, отзываясь на малейшее движение Шинтаро волной огня по венам. Мидорима - рядом, он глубоко внутри, и Такао чувствует, что больше не владеет собой, и только шепчет, задыхаясь, в чужие губы. Мидорима не разбирает его голоса, кровь шумит в голове, ему остается только смотреть на лицо Казунари: как он поджимает губы, прерывисто выдыхает, как жмурится, когда Мидорима особенно резко, совсем забывшись, бьется в его тело, как его мокрые ресницы дрожат и едва приподнимаются, обнажая подернутую дымкой тьму. Такао вслепую убирает влажные волосы со лба, закидывает руки за голову, пытаясь удержаться за стену – его волочит по скользкому горячему кафелю. Пальцы срываются по плитке, и его насаживает на член Мидоримы до основания, бросает в тесные объятия до несознанки. Мидорима знает, что это такое, он и сам как брошенный в космосе спутник не разбирает ничего, кроме гула далеких звезд: стоны эхом отзываются в голове, и в животе трепещет что-то волнительное. Мидорима боится этого чувства, он лучше других знает ощущение границы под своими руками: она трещит, впивается, ноет, и этой боли, близкой до сладости, невозможно сопротивляться.
Шинтаро наконец слышит его шепот.
- Смотри на меня, - низкий, дрожащий голос зовет издалека.
Такао смотрит, и в темно-синей радужке плавает огромный, пьяный зрачок – непроглядное болото без дна. Мидорима больше не тонет, он уже захлебнулся и Такао в его легких. Он вдыхает его, чувствует вкус воды в его поцелуях, ему дышать всего пару секунд, потому что тьма подступает пятнами и облепляет поверх ладоней. Шинтаро больше ей не противится, потому что его рвет по швам изнутри, обнажает собственную тьму, бомбит и взрывает. Он знает, что тьма не отпустит, как он не отпустит Такао. Он тянет его за собой, и тьма, одна на двоих, смыкается над головой с последним поцелуем.



У него огромная спина. Он поднимает руки, влезает в рукава рубашки, и под кожей, золотисто-медовой, горячей, от движений набухают мышцы. Застегивается, прячет свое шикарное тело в грубой ткани пиджака – совершенно нелепая, неподходящая ему одежда - и разворачивается, недоуменно глядя в чужие внимательные глаза.
Ему нравится на него смотреть. Он мог бы признаться, что это и было причиной, по которой он соглашался оставаться в его кровати по утрам. Потому что только утром можно безнаказанно пялиться, жрать его спину глазами. Можно позволить себе еще кое-что…
На часах 7.15, рабочий день начнется через полчаса. И они оба знают, что прийти вовремя у Кагами снова не получится.
- Тому, кто носит имя животного, стыдно иметь реакцию черепахи, - смеется Аомине, когда ему достаточно двух секунд, чтобы завалить Тайгу обратно на кровать. Дайки потянулся к его шее и провел самым кончиком языка, захватывая губами мокрую прядку цвета темной меди. От Кагами все еще пахло сексом даже после душа и ударной дозы кофе, и от этого запаха у Аомине сладко тянуло внизу живота. Но только ночью Тайга был сговорчивым и нетерпеливым, а утром его упрямство ни за что не обуздать. Кагами извернулся, подмял Дайки под себя и, больно цепанув зубами подбородок, стремительно поднялся с кровати. Аомине даже пальцем не пошевелил – надо же было дать этому идиоту почувствовать собственное превосходство. Он хотел съязвить, но прервался, не успев рот открыть, потому что взгляд притянуло к стене слева от кровати. И почему он вчера вечером этого не заметил?..
- Откуда у тебя эти фотографии? – спросил Аомине, задумчиво рассматривая снимки. Кагами недоуменно посмотрел в его сторону.
- А, это… - фыркнул он и с усмешкой добавил: – Да это звездочка нашего отдела.
На большей части снимков было лицо нового пса Шуутоку: вот он стоит у реабилитационного центра, вот несется широким шагом до автомобиля, а на лице такая вселенская ненависть, что аж искры из глаз летят. Но более интересная фотография висела в стороне, словно не имела особой важности. На ней он стоял, прислонившись спиной к двери джипа, спина напряжена, руки сжаты в кулаки. И, кажется, причиной его нервозности был Такао, стоящий напротив так близко, что между ними едва протиснешься. Руки босса Шуутоку лежали на темной двери по обе стороны от чужих широких плеч, и вырваться из этой хватки можно разве что напролом. Но новичок все еще стоит на месте и только жжется гневным взглядом. Такао ниже на полголовы, но уверенно смотрит в ответ, приподняв подбородок, растянув губы в самодовольной ухмылке. Словно не фото, а видеоролик – Аомине почти видел, как искрил паутиной воздух в тесном клочке пространства между двумя телами.
- Ловим его уже черт знает сколько, - пробормотал Кагами, широкой ладонью сгребая мелочь со стола в карман брюк.
- Зачем? – спросил Аомине, не оборачиваясь. – Он же мелкая сошка.
- Мелкая сошка, значит? – Кагами присел на стол. – Мы договорились с Йосеном, что их люди устроят ему засаду. И знаешь, что он сделал? Он убил их всех.
Аомине тут же обернулся.
- В смысле? – удивленно спросил он. – Он принципиально не убивает людей. Да что там убить – пушку с собой не носит. Мне же лично передавали эту информацию.
- А ты передал ее нам, – Кагами кисло улыбнулся. – Ну и кто кого подставил?
- Подставить полицию – ну не мечта ли?
- Это пока тебе смешно, придурок. - Тайга внимательно смотрел в глаза Дайки, и искорки веселья в синеве постепенно гасли. – У нас будут проблемы, тут ты прав. – Он склонил голову и ухмыльнулся: - А теперь представь, какие проблемы будут у вас.
Дайки напрягся. Проблемы будут, тут и спорить не о чем. В лучшем случае отделаются переговорами, в худшем… Как землетрясение - если зацепит, то всех. Шуутоку не только загнали себя в угол, но и втянули в это Йосен. А они потянут за собой Тоо как информаторов. Дайки почти чувствовал, как медленно затягивается веревка на шее.
- Не забудь захлопнуть дверь, - произнес Кагами уже в дверях.
- Ага, - глухо отозвался Аомине, задумчиво глядя на фото. Он подхватил снимок двумя пальцами за край и дернул, кнопка выскочила и беззвучно упала на ковер. – Ты ведь не возражаешь, если я это позаимствую? – спросил он, помахав снимком.
- Да делай, что хочешь. Только кота моего не пинай.
- Не обещаю.



Когда Мидорима открыл глаза, то не сразу понял, где находится. Да что там, он даже с трудом вспомнил какой сейчас день. Часов в комнате не было или он просто не мог разглядеть их в полумраке, да еще и без очков. Кажется, полдень. Солнце перекатилось на дальнюю сторону окна и осторожно выглядывало из-за плотных штор, улегшись тонкой блестящей линией на темном полу. Шинтаро попытался опереться на локти, чтобы подняться с кровати, но жгучая боль прокатилась под ключицей и взорвалась где-то в мышцах. Он оглядел себя мутным взглядом и с удивлением заметил однозначно чужие пижамные штаны и плотный слой бинтов, тянувшийся вокруг плеча и груди.
- Лежи, не дергайся.
Голос отозвался холодной дрожью по позвоночнику. Мидорима медленно повернул голову и в ту же секунду едва на слетел на пол – он и заметить не успел, как тело откинуло к краю кровати. Такао лежал рядом, подперев подбородок рукой, и смотрел в ответ с самой самодовольной ухмылкой, на которую только был способен. И голый. Абсолютно.
- Судя по тому, что твои глаза сейчас пытаются выйти за границы галактики, ты вспоминаешь вчерашнее, - констатировал Казунари с улыбкой. Мидорима сел на кровати и опустил ноги на пол, урвав себе несколько секунд без надзора внимательных глаз Такао, не упускающих из виду даже сущих мелочей. Мидорима чувствовал, как вместо мозга в черепной коробке билась пойманная в банку муха: в панике врезалась в стекло, пытаясь то ли убиться, то ли привести себя в чувство. И этот грохот отзывался по всему телу Мидоримы. Бам, бам, бам. Шинтаро попробовал глубоко вдохнуть. Не вышло: то ли душили бинты, то ли странное неуемное чувство. Стыд, неверие, ужас, неловкость.
- А вот сейчас ты, кажется, сбежишь, - лениво пробормотал Такао, провожая взглядом Мидориму. Дверь хлопнула раньше, чем он успел договорить. Шинтаро привалился к ней спиной с другой стороны и, зажмурившись, побольнее ударился затылком. Не помогло, картинки так и мелькали в его голове, как болиды на гоночной трассе.
- Эй.
Мидорима неохотно открыл глаза и попал под хмурый, недоверчивый взгляд Миядзи. Парень стоял напротив двери и сейчас больше походил на сторожевого пса, чем на одного из главарей клана.
- Я думал, ты до завтра проваляешься, - усмехнулся он и, увидев полное непонимание в глаза Шинтаро, продолжил: - Тебя же подстрелили, ты еще и столько крови потерял. А мы до сих пор не знаем, что произошло.
Мидорима все еще молчал, и Миядзи с тоской подумал, что информацию из него не вытянуть – то ли не помнит, то ли в шоке. Что-то изменилось в Шинтаро. Киёши не совсем понимал, что именно, но стоять с ним один на один в пустом молчащем коридоре почему-то было… нервозно.
- Такао тебя всю ночь пас: бегал тут с аптечкой, никого не пускал. Оцубо сказал мне, чтобы я тут…
Мидорима тут же его оборвал.
- Это все, что ты хотел сообщить? – холодно спросил он. Миядзи удивленно вскинул брови.
- Ну, вообще-то нет… - прозвучало неуверенное. – Насчет вчерашнего, в туалете…
Киёши искренне надеялся, что ситуация рассосется сама собой или новичок и вовсе забудет его слова, но тот все так же стоял, поджав губы, как робот, которого забыли включить. И это только добавляло идиотизма совершенно неловкой ситуации.
- Короче, - произнес Миядзи. – То, что я сказал тогда, было просто шуткой. Даже не думай, что я какими-то чувствами воспылал или еще хуже…
Дверь заскрипела. Мидорима не успел отойти, когда в проем протиснулся Такао, завернутый в одну лишь простыню, и прошел мимо.
- А вот и неправда, - насмешливо бросил он через плечо.
- Такао! – зарычал Миядзи, заалев до кончиков ушей.
- А тебя, Шин-тян, жду в кабинете, когда надоест заниматься самобичеванием, - прозвучало издалека. Но Мидорима этого почти не слышал. Он смотрел вслед волочащейся по полу ткани и огромному, ярче любого знамени, буро-синему пятну на шее Такао и мечтал исчезнуть с этой планеты.


И ничего он не занимался самобичеванием!
Мидорима широкими шагами срезал расстояние до главного кабинета, а коридор, длинный и словно бесконечный, как назло не кончался, позволяя ему еще дольше разбираться в своих мыслях.
Он убил человека. Даже несколько людей. Возможно, через какое-то время он бы смог оправдаться перед совестью тем, что это были преступники, но… Он не просто убил людей, он убил их ради Такао. Кажется, уже можно было надевать поводок, думал Шинтаро с язвительным самоедством. А еще хуже было то, что потом они переспали. Нет, это он его трахнул, он его целовал, он его трогал, потом вновь целовал, снова и снова…
Мидорима почувствовал, как в груди начинает теплеть. То, что осталось от него старого, искренне надеялось, что это стыд.
Когда он зашел в кабинет, Такао даже головы не поднял. Никаких шуток, острых фразочек, соревнований «кто первый отведет взгляд», в которых Шинтаро всегда проигрывал. Сейчас это был обычный парень – ладно, не совсем обычный, - который разгребал бумажные дела, занятой, усталый, с потемневшим от недосыпа лицом. Мидорима смотрел на него и не узнавал: этот человек, если Миядзи говорил правду, караулил его у кровати, помогал с раной, перевязывал, переодевал. Раздражение совсем как раньше хлынуло кислым на язык.
- Никто не знает о том, что произошло, - произнес Такао, не отрываясь от бумаг. Мидорима напрягся.
- О чем конкретно? – слова звучали как на зажеванной пластинке. Такао на секунду поднял взгляд, и в его глазах промелькнула до боли знакомая искра, словно он вот-вот что-то скажет. Но почему-то не сказал. Посмотрел совершенно нечитаемым взглядом и вновь вернулся к бумагам. Что происходит?
- Нас перехватили по дороге домой, двоих ты убил, насчет остальных не уверен, потому что мы быстро уехали, - буднично рассказывал Такао, попутно что-то черкая ручкой на листах. – Потом…
Он неожиданно осекся, и Мидорима решил, что если сейчас не вмешается, то точно услышит то, чего совсем не хочет.
- «Потом» не надо.
Такао несколько секунд смотрел ему в глаза, затем медленно выдохнул и отложил ручку. И почему Шинатро не покидало ощущение, словно ему… неловко?
- Пулю я достал, жить будешь, - добавил Такао, укладывая локти на стол. – Но вот что я хочу предложить.
Мидорима сжал и разжал кулаки. Напряжение гуляло по телу короткими судорогами, и после каждой услышанной фразы Шинтаро приходилось заставлять себя дышать. Его больше не пугала непредсказуемость предложений Такао, его пугал сам Такао, который за незначительный час превратился в человека, от которого он не знал, что ждать. Этот человек был сверх меры серьезен, этот человек думал и что-то решал. Тишина тянулась, и следом за ней тяжелела темная синева.
- Мы притворяемся, что всех убил я. Никто не знает о том, что ты взялся за оружие, а я не поручаю тебе и близко связанное с конфликтами. Ты все еще безопасный одуванчик, клан – живет прежней жизнью.
Мидорима нахмурился.
- Что ты хочешь взамен?
- Мне неинтересно, почему ты их застрелил, - тут же сказал Такао. Мидорима даже удивился тому, насколько жестко и торопливо прозвучал его голос. Он злится? Ему действительно все равно? Или же он тоже понял…
Мидорима мгновенно захлопнул короб с запрещенными мыслями, прежде чем они вырвутся наружу и сложатся в вывод, который он совершенно точно не готов принять.
- Я хочу знать, почему ты отказывался убивать до этого.
Что, просто взять и вот так выложить? Шинтаро запирал эти воспоминания несколько лет, менял в нем лица, менял события, чтобы прошлое взяло другой поворот. Он отгородился от всего, что могло дать воспоминанию жизнь.
- О, нет, - Такао сощурился, неотрывно наблюдая за тем, как меняется чужое лицо. Эмоции Мидоримы – головоломка для избранных, потому что меняется в неброских деталях. Такао вошел в их круг, как только поймал нужную волну и начал замечать любые мелочи: тоненькую складочку между бровей, напряженный подбородок, линию сжатых губ, которые Мидорима слегка прикусывал изнутри. И глаза. Намерение рассказать больше не имело вынужденной откровенности. Точнее, откровенность перестала быть вынужденной.
- Нет-нет-нет, - внезапно решил Такао. – Я знаю это лицо. Лучше мы встретимся один на один и поговорим. Тут слишком много ушей.
- В городе?
Казунари откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди.
- Ты зовешь меня на свидание? – он насмешливо улыбнулся.
- Все, с меня хватит, - Мидорима лишь покачал головой и развернулся к двери. Такао тут же его окликнул:
- Да шутка это, расслабься.
- Тогда ответь на один вопрос. - Шинтаро оглянулся через плечо. – Зачем ты это делаешь?
- А ты думаешь, что мне все равно? – Такао драматически ужаснулся. - Ты же первый человек, которому я разрешил в себя кончить! И первый, кто упал в обморок после секса со мной!
- Это была потеря крови, - процедил Мидорима. Он уже видел, как начинает разгораться демонический блеск в чужих глазах, а это значит, что пытаться заткнуть Такао сейчас это то же самое, что останавливать волну цунами зонтиком. И эта волна уже готова на него обрушиться.
- Ты просто не хочешь признать, как я великолепен в сексе, – мурлыкнул Такао.
Мидорима промолчал. Он просто хлопнул дверью так, что затрещали петли.
Не-вы-но-си-мый.



«Ты что предпочитаешь: кафе, парк? Отель? »
«Я даже спрашивать не буду, откуда у тебя мой номер».
«Я твой босс, я должен знать даже цвет твоего белья. А, нет, я же сам его сегодня одевал на тебя :Р»
Мидорима откинул телефон подальше на диван и вытянул ноги. Раздражение внутри зудело сильнее боли в плече, и Шинтаро почти ненавидел себя за это. А еще он сгорал от стыда. Любая попытка памяти выбросить воспоминание о вчерашней ночи заканчивалась тем, что Мидорима тут же запирал свои мысли, всей душой желая провалиться сквозь землю. Он больше не хотел здесь находиться, не хотел лишаться рассудка от малейшего слова Такао…
Он всерьез решил уйти. Придется найти несколько подработок, взять кредит – черт, да он даже квартиру согласен заложить. Когда, если не сейчас, об этом сказать?
Телефон тихо пискнул.
«Давай встретимся в западном парке».
«Как туда добраться?»
«Кимура знает. Но он куда-то провалился, а я торчу в машине уже полчаса».
Мидорима несколько секунд смотрел в пустой экран сообщения.
«Я хочу с тобой серьезно поговорить».
И тишина. Ни одного сообщения. Мидорима подумал, что Такао просто не обратил внимания, но он в свою очередь тоже не станет волноваться. Если понадобится, то он уйдет без объяснений. Убьют так убьют, Мидорима просто больше не может этого выносить.
Сообщение не пришло через час и даже через два. Непонятное чувство подъедало ощущение спокойствия, и на третьем часу, когда за окнами потемнело, Мидорима очнулся за дверями своей комнаты, столкнувшись нос к носу с Оцубо.
- Такао пропал.
Шинтаро ничего не спрашивал. В его подсознании не было мыслей, лишь абсолютная уверенность, что что-то пошло не так. Разбросанный в хаосе их с Такао столкновения пазл за считанные минуты сложился в полную и совершенно элементарную картину. Причина была настолько простой, что Мидорима едва не рассмеялся прямо при неполноценной верхушке клана, пока они все вместе ехали в сторону западного парка. Ну кто бы их отпустил после нескольких трупов? Вот только взяли они не того.
Когда прибыли на место, Миядзи выскочил из машины прежде, чем она затормозила. Мидорима пошел за ним следом, пересекая стриженную лужайку до стоящей вдалеке машины. Ноги, онемевшие, едва волочились. Шинтаро тяжело переставлял ноги, а цель словно не становилась ближе. Страх застал врасплох, оглушил неожиданно сильно – холодными пальцами по молотящему сердцу. Мидорима на ватных ногах дошел до открытой двери, перед которой стоял Миядзи, и заглянул через его плечо. Оцубо открывал двери, проверял багажник, но правда оставалась той же: в автомобиле никого не было. А под сиденьем валялся телефон, оброненный или специально забытый – неизвестно.
Мидорима наклонился и подцепил пальцами мобильник. Разблокировал парой движений, и на экране высветилось недописанное сообщение. Корпус хрупкого устройства затрещал в ладони.
«Если тебе взбрело в голову уйти, сейчас самое время передумать. Я ни за что тебя не отпущу, ясно? Потому что я…»

Download Depeche Mode Heaven for free from pleer.com

@темы: kuroko no basket, хроники шизобретателя-фиголога, мячедрочер

Comments

[Гость]

Я ценю просматриваю ваши веб-сайты. Большое спасибо!

Посетите также мою страничку

daemin.kr/bbs/board.php?bo_table=free&wr_id=635... открыть карту в таджикистане для россиян банковскую

33490-+