Ребята, все будет) Точно =)

---

Название: Реальности.
Автор: Latishia
Бета: debby
Пейринг: разные по ходу сюжета. Основной – 5927 (2759, в частности). + ближайшие: 8059, XS, 6927
Рейтинг: от G до NC-17
Жанр: своеобразное AU
Ворнинг: периодический ООС, остальное дальше – больше.
Размер: макси
Состояние: в процессе
Дисклеймер: пользуюсь, но всегда возвращаю Амано.
Саммари: Реально только то, во что веришь и что видишь. Но если ты чего-то не видишь, это еще не значит, что этого нет.
От автора: автор уныло окинул взглядом канон и обилие фанфиков в три предложения и решил с помощью вдохновителей с полными травой и грибами головами что-то создать. Планируется много, долго и запутанно.

Глава 10

Глава 10

Некоторые вещи замечаешь после того,
как обожжешься или втянешь в неприятности близкого человека.
Такова жизнь. Начинаешь многое понимать только после того,
как побываешь на самом дне. Мы отвергаем все красивое, а осознаем свою
ошибку, лишь лежа лицом в грязи. Только узнав, что такое любовь,
мы понимаем значение боли, как и тьму мы начинаем видеть только
после того как взглянули на солнце. Ничто из этого не глупо и ничто не тщетно.
Эти ошибки не смертельны и они не пропадут даром. Из обломков
печального прошлого можно сложить лестницу, чтобы подняться наверх.
FB

Существует мнение, что отчаяние никогда не бывает спонтанным. Иллюзорно всей силой свалившись на голову, оно никогда не откроет своей лживой сущности. Никогда не расскажет, как взрезало тонкие ткани слабых мест, пускало корни, смешиваясь с кровью до полного слияния, что не различить тихий яд, и взрывало вены, оставляя захлебываться в кислоте.
Тсуна предпочитал доверять умным людям, логично считая, что отчаяние, как и любой процесс в природе, требует времени для созревания. Различие лишь в одном – оно как заговор, тщательно продуманный хитрой старухой Судьбой персонально для тебя, рассчитанный только под твои слабости и страхи. Болото, сбивающее с толку своей неспешностью и заставляющее поверить, что можно дождаться помощи, что есть еще время, и ты не успеваешь заметить как тебя затягивает с головой. Тсуна верил в это, пока не почувствовал хрупкость маленького тела на руках и черные кудри, крепко опетлившие пальцы.
- Ламбо! Ламбо! Вы с ума сошли?! – Тсуна растерянно стер дождевые капли с посиневших губ и чуть успокоился, почувствовав сбивчивое дыхание на своих пальцах. – Он же еще ребенок!
- Правила одинаковы для всех.
- Играйте в свои игры сами, а его не втягивайте!
- Все, Тсуна, успокойся. Ты здесь ничего не решаешь, - сильные руки оттолкнули его в сторону, поднимая обмякшее, словно поломанная кукла, тело вверх. Тсуна заставил себя встать, с трудом отрывая промокшие в холодной воде колени от земли – только бы не упустить слабеющего на глазах Ламбо из виду. Только бы заглянуть в глаза тем, кто шаг за шагом разрушал его мир.
- Все в силе, - отрезала девушка, натягивая капюшон на глаза, и двинулась прочь от них, без слов увлекая за собой остальных.
Все в силе. Правила одинаковы. Соотношение сил разное, но никого не волнует. И проще было бы сдаться, сдаться в том, что и так не понимаешь, но нагоняло только отчаяние, толкая вперед. Тсуна не готов был встретить его так неожиданно.
Любой бы понял, насколько он слаб. А он не знал, как стать сильнее, да и не хотел. Провожал взглядами воплощение своих страхов, укутанных в черные плащи, и невольно сравнивал. Куда им тягаться с ними, защищенными даже от бесконечного дождя? Им, продрогшим до онемения, встречающим новый рассвет с умирающим телом на руках? В любой тесной коробке можно найти отдушину и находишь ее, пока не знаешь, что коробка может стать еще меньше. Так давили каменные груды домов, так пугала ночь в каждом окне, так змеей шипело внутри, подсказывая, что каждый следующий раз может стать последним – коробку раздавят вместе с ним, и не хватит на последний вдох.
- Посмотришь на тебя - аж жить не хочется. Так и будешь тут стоять?
Тсуна влез в узкий дверной проем, освободившись тишиной от проклятия падающих капель. Сваленные в кучу одеяла – невиданная роскошь для их положения – громоздились прямо в центре, почти полностью подгребая под себя лежащее под ними тело. Белобрысый ежик высунулся из-под теплого убежища – Рехей попытался рывком соскочить с места, но еще больше запутался в плотной ткани, и не сдержал поток грубой ругани.
- Это что еще за хрень такая? Что случилось? – быстро проговорил он, переводя взгляд то на Ламбо, то на поникшего Тсуну. Друг плюхнулся рядом с ним, принимая в руки флягу, но открывать не стал, только крепко сжимал руками почерневший металл.
- Накачали и, кажется… Если бы раньше сообразил, может, успел бы…
- Тсуна, никто никого не хоронит. Все с ним будет в порядке, сделаю что смогу.
- Шамал… - Тсуна всхлипнул, и мужчина покачал головой.
- Должен будешь по гроб жизни. Но разревешься сейчас – лысый черт тебе помощник, понял?
- Понял… Спасибо…
- Шел бы ты лучше домой, не хватало только, чтоб ты тут истерики устраивал, - Шамал кивнул головой к выходу, быстрыми движениями укутывая кудрявого мальчишку. – Давай-давай, топай.
Тсуна послушно зашагал прочь, едва сдержавшись, чтобы не подойти к Ламбо и не удостовериться, что все еще живой, что обманчива синева на бледной коже. Страхи превращались в паранойю.
Этот Город невозможно не ненавидеть. Сколько бы ты здесь не жил, Город найдет, чем разбудить твою ненависть. Подберет свою уникальную историю, загонит в рамки, когда дышать уже можно только разбитым стеклом, и ни за что не сменит декорации. Те счастливчики, чья история окажется менее жестокой, положат жизнь на борьбу с сумасшествием, когда жизнь проходит на одной странице. Ты точно знаешь, на следующей тебя ждут солнце и шаловливые блики на выбитых окнах – но не перевернут и место действия будет тем же. Под ногами хлюпающая жижа нескончаемой воды, размытая серость неба над головой и чернота полуразрушенных домов по бокам. Лабиринт без выхода – любой поворот похож на предыдущий, расположение зданий почти симметрично, даже завалы не претендуют на уникальность. Попади сюда в первый раз и никогда не найдешь выхода. Город должен растить тебя, приучать к своему зову, тогда он позволит быть. Тсуна был как раз из тех взращенных Городом, таких называли «пропитанными». Такие знали друг друга в лицо, даже не зная имен, и названию существовало определенное объяснение, которому Тсуна до сих пор сопротивлялся. Был в меньшинстве, но считал по-другому и верил своему объяснению. С годами он впитал в себя Город, но все еще разделял границы, где начинался Он, а где его собственное я. Он никогда не терялся в идентичности улиц, шел по нюху, иначе было нельзя. У Города был свой запах, отличимый только живущими и безошибочно приводивший туда, куда нужно.
Тсуна толкнул противно скрипящую дверь – ржавые петли сводили с ума, но дождь подгонял быстрее в дом – и скинул обувь, лениво пнув ее подальше. Половицы устало хрипели под ногами, но можно было не бояться кого-то разбудить – в этом доме с рассветом только засыпали.
- И что я ожидал увидеть? – недоуменно спросил у себя Тсуна, поднимая крышку с кастрюли на полу. В животе урчало, но съешь он что-нибудь и вырвет же, поэтому он оставил бессмысленные попытки найти что-то съедобное и вышел в другую комнату.
Ничего не меняется. Не прибавляется еды в грязной кастрюле, не прекращают скрипеть дверные петли, не кончаются хриплые стоны в темной комнате.
Тсуна устало взъерошил волосы и сел в угол на полу, расслабленно прижимаясь виском к стене. Закрыть бы глаза и спать, но жжет в ушах жалобным писком пружин под двумя телами. Можно сбежать, оставшись наедине с мокрыми улицами и мыслями о холодной коже Ламбо, или дождаться. Выбирать не из чего, когда всегда выбираешь одно и то же.
Они знали, что Тсуна здесь. Всегда знали и никогда не смущались. Да и приходила ли им такая мысль, когда они были так заняты друг другом? Когда невозможно было выпустить бледное, последнее время слишком худое тело из рук, когда впивались в спину пальцы до багровых синяков, когда открывался и позволял беспорядочно целовать шею и плечи. Оставалось недолго, Тсуна знал – он позволяет такие вольности и забывается в чужой нежности, только когда близок к оргазму.
Можно было предсказать по секундам, как выгнется спина и сомкнутся бедра на чужой талии, как приоткроются губы в ожидании самого главного – маленькой белой пластины, бережно положенной на язык.
Гокудера быстро оттолкнул смуглое тело и сполз на пол, утыкаясь в колени, так не вовремя разъезжавшиеся под его головой.
- Что-то случилось? На тебе лица нет, - Ямамото сел на пол рядом с Тсуной, шаря ладонью по подоконнику. Чиркнула спичка, съедая пламенем неравный бой между дрожащими ладонями Гокудеры и разъезжающимися в стороны ногами, которые они пытались удержать.
- Ламбо попался и его накачали, - выдавил Тсуна, не отводя взгляд от светловолосого парня, внезапно замершего в одном положении. – Что ты ему дал?
- Пятиминутку, - Ямамото крепко сжал пальцами мятую серую самокрутку и глубоко затянулся. – Лучше расскажи, что там с Ламбо. Он хотя бы…живой?
- Вроде... Шамал сказал, что выходит, но он выглядел как труп. Это все они, понимаешь? Со своей идиотской игрой и правилами, которые я вообще не понимаю и с которыми не хочу иметь ничего общего!
- Мы что-нибудь придумаем. К тому времени как Ламбо очнется, мы уже со всем справимся. Точно тебе говорю!
- Я не знаю…Они могут поймать и тебя и Гокудеру…
- Пускай. Они хотят, чтобы мы играли по их правилам, ну и ладно.
- Надерем всем задницы, заберем деньги и поставим бизнес, - хрипло пробормотал Гокудера и плюхнулся рядом, потягиваясь на полу как довольный кот.
- Что ты с деньгами-то делать будешь? – Ямамото рассмеялся на недовольный взгляд друга, и заулыбался еще больше, когда парень тут же в отместку выхватил из его пальцев самокрутку.
- Уж у меня мозгов больше, чем у тебя будет, - густой дым облизал губы и распустился тонкими лентами в воздухе. – Толкну опиум или лауданум на крайняк, отстегну Шамалу за спирт. И так полгорода на нем сидит, так что дело пойдет.
- Это не наши деньги, Гокудера, и я даже знать не хочу, каким путем они их получили… - тихо сказал Тсуна.
- Они сами начали эту игру. Какая группировка возьмет рынок, та и срубит кучу денег, и такой шанс нельзя упускать.
- Да нет у нас никакой группировки!
- У тебя есть мы, - Гокудера потерся лицом о его коленку и поднял глаза. – И у нас все получится.
- Я не собираюсь в этом участвовать! И вам не позволю…
Больше никаких жертв, никаких бессмысленных стычек – да и переживет ли еще одного друга полумертвым на своих руках. Город не считал трупов, Город хоронил в молчании, но оставлял память, а Тсуна помнил, сколько дыханий стирает новое утро.
- Да, мелкий идиот попался и свезло, что выжил, но пока так было только с ним.
- Я помню, помню… Рехей выкрутился, но…
- Мы с тобой, - слегка покачав головой, Тсуна отвел в сторону протянутую ему ладонь с зажатым между пальцами тлеющим свертком и ободряюще улыбнулся Гокудере.
- Шли бы вы спать, ребята.
- Какой спать, еще не вечер!
- Ага, уже утро, - вздохнул Тсуна, поднимаясь с пола и стаскивая со стола шуршащую ткань. – И мне пора на работу.
- Да брось ты ее и гори она в Аду, – пробубнил Гокудера.
- Если бы я мог жить также просто как вы...
Тсуна обернулся перед тем как выйти и неуверенно улыбнулся – Гокудера отсалютовал ему догорающей самокруткой. То ли прощаясь, то ли предлагая свое решение.


Это все было частью его жизни, и Тсуна считал, что не имеет права жаловаться. Центром его жизни были и огоньки дотлевающей бумаги в хрипящей дверными петлями темноте и двое ослабевших от бессонных ночей тел, окутанных серыми петлями горького дыма. Он не помнил себя без них, как не помнил и то, когда сделал их своим миром. Ему еще 16, а он уже не помнит большую часть своей жизни. Оттого и дрожал каждый раз возвращаясь домой – бесконечно боялся увидеть поломанное судорогой тело на полу или белые полосы под веками. Тсуна сделал друзей своим миром, не подумав о том, что однажды не хватит сил их удержать и его оставят наедине с одиночеством сырых стен и скрипом половиц, взрывающих барабанные перепонки мерзкой тягучестью. Каждый шаг вызывал предсмертный стон прогнившего дерева, напоминая о неуверенности – той, которая подвергала сомнению правильность выбора – и Тсуна думал, что нужное решение не в его стойкости, а в набитой горечью измятой бумаге, лежащей на бледной ладони. Мысли заставляли его бежать, бежать туда, где продолжалась его жизнь, прочь от белого пороха на влажной коже и протяжных стонов, пропитавших влажные стены. В Город. К промокшей вате серых облаков и воющих о безысходности улицах. Тсуна душил свою панику и шел вперед, зная, с каким удовольствием пожирает его следы грязная вода, как разбиваются холодные капли на его плаще, но Тсуна только ниже тянул капюшон и искал заветное место, замыкающее его жизнь в окружность, из которой, уже проверенно, не было выхода. Разбитые камни дорог, захлебнувшиеся в толще дождевой воды, неизменно приводили к ржавому забору и узкой болотистой дорожке, тянувшейся прямо к главному входу. Фабрика.
- Доброе утро, - скорее, себе пробубнил Тсуна и, с трудом захлопнув тяжелую железную дверь, двинулся вдоль нагромождения коричневых коробок.
Тяжелое брюхо фабрики душно хрипело, выплевывая жар из чугунных котлов – переварить грузную массу железа было ему не под силу. Люди медленно плелись к гремящим конвейерам и станкам, уже рефлекторно устраиваясь на местах и сонно потирая глаза перед долгой работой.
- Доброе утро! – весело зазвенело у уха.
Тсуна моргнул и уставился на источник такого радостного вопля – его напарницы уже стояли у конвейера, приветливо махая рукой.
- Как спалось?
- Вообще-то не очень… - неуверенно протянул Тсуна, а, увидев обеспокоенный взгляд Кёко, и вовсе поник, - Ламбо накачали…
- Как так?!
Да, в такие моменты совсем неуместна радость и лучше бы постыдиться за такие мысли, но Тсуне было радостно. Кёко и Хару как всегда готовы были поддержать и волновались о любой ситуации, которая его касалась, поэтому Тсуна был рад таким друзьям. К тому же, они были единственными, кто захотел с ним общаться на фабрике – остальным было или глубоко плевать на него или плевать вообще на все.
- Возникла небольшая проблема, но вы не волнуйтесь! – затараторил Тсуна, заметив панику в глазах девочек. – Он сейчас у Шамала, вам-то он точно разрешит его повидать.
- Мы обязательно сходим! – бодро сказала Хару. - Может, найдем чего вкусного?
- Конечно! – Кёко закивала, улыбнувшись смущенному Тсуне.
- Эй, вы там! Закрыли рты, вытащили руки из задницы и работать!
Девочки сразу опустили глаза, и Тсуна несмело посмотрел через плечо, но также быстро вернулся к конвейеру, заметив недовольный взгляд смотрителя. Между собой все называли его надзирателем - тучный мужчина не стеснялся размахивать тростью, иногда «случайно» попадая по склоненным над станками спинам, и сверкал покрасневшими глазами не хуже взбешенного быка.
- Вы слишком медленно работаете, товар забирают уже утром, - процедил он.
- Извините, что-то с цепью… - тихо пробормотал Тсуна, опускаясь на колени и заглядывая под еле ползущую ленту конвейера. Механизм тихо хрипел в ответ, показывая, что никак не может двигаться быстрее.
- И они называют это промышленной революцией…Да он же на ладан дышит, - прошептала Хару, присаживаясь рядом с Тсуной.
- Ты что-то сказала, девочка?
Парочка медленно повернула головы и вздрогнула от яростного взгляда смотрителя.
- Нет-нет, она имела в виду, что мы будем побыстрее работать! – закивал Тсуна и облегченно вздохнул, когда мужчина отошел от них.
Хару прижала палец к губам и подмигнула – стало легче дышать, ведь любой знал, что делают с теми, кто отлынивает от работы, и страх держал в напряжении до самой последний минуты грохота станков. Кто знал – никогда не рисковал попасться под горячую руку. Знал и Тсуна, поэтому скорее поспешил к самому началу ленты.
- 1200 рукоятей.
- Это…100 связок?! – ошарашено обернулся Тсуна на голос своего напарника. Хотя сложно назвать напарником того, кто с тобой почти не разговаривает.
- Хватило мозгов посчитать, надо же.
- Да мы даже 80 в прошлый раз не успели! – Тсуна проигнорировал подколку, уныло уставившись в размеченное косыми царапинами железо ленты. Страшно было не успеть, ведь вслед обязательно последует наказание, и вряд ли он сможет отделаться обычными нравоучениями. Ему везло не попадаться под трость смотрителя только благодаря своей несообразительности. Остальные называли это проще: «тупость» - шептались за спинами, а иногда смеялись в глаза. Но только так ему позволялось оставаться на полировке рукоятей, более серьезное доверить боялись. А Тсуна радовался – по доброй воле подойти к очагам, плюющим красными стрелами раскаленного металла, он бы никогда не решился. Как и не решился бы подойти к ленте, провожающей уже готовые лезвия для ножей.
Больше, чем не успеть разделаться с таким количеством рукоятей, Тсуна боялся клинков. А если признаться честно, то любых колюще-режущих предметов. Не знал, откуда взялись его фобии, и откровенно стеснялся того, что, помимо боязни воды, страдал и такими заморочками. На фабрику по производству ножей загнала необходимость, и Тсуна зубами вцепился в возможность быть от них как можно дальше. На позиции, где лезвия соединялись с рукоятью, стояли Кёко и Хару, и, конечно же, было стыдно оставлять на них такую тяжелую работу, но наступить на себя и раздавить фобию не хватало смелости.
- Продрали глаза, работаем!
Тсуна вздрогнул и замотал головой. Истерический визг размыл серую массу перед глазами, возвращая относительную четкость. Взять, проверить, отполировать, отложить. Вторая линия. Еще раз. Столько же по 11 – связка. Веки предательски смыкаются. Поплыл цвет, и скрежет цепи под лентой выстроился в мелодию, будто в сломанной годами музыкальной шкатулке. Круг бесконечной цепи вместо потрескивающих шестеренок и 54 связки на замену танцующей балерине. Или 55? Взять, отполировать, отложить. Забыл проверить. Почудилось или была трещина? Только бы не заметили.
- Савада!
- Д-да? – Тсуна резко разогнулся, едва не охнув. Спина заныла, отзываясь колючими выстрелами на малейшее движение не хуже открытой раны.
- Слишком медленно!
- Исправлюсь!
Взять, проверить, отполировать, отложить. Полировочный круг затер кожу до маленьких красноватых сеток, но боль расплывалась по рукам, отдавая в напряженных суставах. Рукоять выпала из ладони – пальцы не желали разгибаться и Тсуна, обернувшись и не обнаружив лишних глаз, с силой ударил рукой по ленте конвейера. Протяжный скрип потонул в громком кашле очагов, и Тсуна быстро размял руку, которая гарантировано опухнет через 15 минут. Еще 15 минут ускоренной работы – только бы смотритель не затянул, только бы…
- Все, сопляки, перерыв!
Облегченно вздохнув, Тсуна поплелся прочь от ленты, оставшейся мутными серыми вспышками в глазах. Добраться бы до коробок и вздремнуть хотя бы пару минут.
- Эй, Тсуна!
Девочки зазывающее махали ему, устроившись на тех самых коробках, о которых Тсуна мечтал как об идеальном месте для сна. Кто знает, может, болтовня отвлечет и не даст уснуть?
-Ты голоден? – Тсуна робко заглянул в подставленный Кёко тряпочный мешок и чуть не подавился слюной. - А то я случайно взяла слишком много, сама я столько не съем.
- Где ты их взяла? – спросил Тсуна, кивая на маленькие яблочки.
- Ну…Город, может, и запретный, а найти можно все, если очень захотеть, да, Кёко? - подмигнула Хару, протягивая Тсуне хлеб.
- С погодой только не везет, - закивала Кёко. – А яблоня у меня за домом. Кроме меня яблоки никто и не срывает.
Троица обернулась на грохот – лохматый парень, терявшийся в одежде, едва не спадающей с костлявого тела, врезался в ящики и сполз на пол, суетливо развязывая маленький мешочек. Ладонь обсыпало словно пудрой, и парень жадно втянул носом белый порошок. Тсуна уже видел, как это бывало – сейчас расползется по холодному полу как чучело, набитое соломой, и забудется в искусственном счастье. Но произошло быстрее, чем можно было предсказать, резко запрокинулась голова, и парень ничком упал на пол. Так ломало и вскидывало людей только после удара молнией – Тсуна знал, но не было молнии, да и не трогал его никто!
- Говорят, завезли только недавно, - Хару удержала Тсуну за локоть и отрицательно замотала головой. – Мало кто знает, как он действует, но, говорят, много его нельзя.
Тсуна прикусил губу. Сам понимал, что не поможет, а кинется спасать, то и вину свалят на него. Правила фабрики были просты: на территории ничего не принимать и ни с кем не делиться. Но мало, кто слушался, и мало, кто следил, а сливали на тех, кто случайно оказывался рядом.
- Я не хочу, чтобы так было, - Тсуна окинул взглядом фабрику, отмечая посеревшие губы и мутные, пустые глаза. Некоторые приняли до работы, другие – сейчас. Но приняли все.
- Каждый обедает по-разному, - тоскливо отозвалась Кёко, обнимая свои колени, - кто яблоками, а кто опиумом.
- Сейчас еще и эта белая чертовщина, а кто ее банкует неизвестно, - подтвердила Хару.
- Неужели нельзя ничего исправить?..
- А как, Тсуна? – спросила Хару дрожащим голосом. – Когда большая часть города сидит на этой заразе, а тех, кто еще остался в здравом уме, можно пересчитать на одной руке? Когда мы все здесь – и ты знаешь это! – не по своей воле?
Тсуна повернулся к окну – он выбрал ящики не только потому, что бессонная ночь выбила из него все силы. За пыльным окном лежал Город. Нет, их Город, заключавший в себе сотни несчастных, был лишь далеким эхом, тусклой тенью того, настоящего Города, лежавшего за высокими ограждениями. Там, где вдоль широких улиц тянулись светлыми полосами дома из светлого дерева, где бегали дети, не впитавшие в себя запах сырых тупиков и инстинкт прятаться в темных подворотнях, где не хрустело под ногами стекло и пахло свежим хлебом из окон. Конечно, Тсуне хотелось так думать, ведь он никогда там не был.
И не мог быть. Хару была права, все живущие здесь были не по своей воле. Их мир оканчивался высокой оградой и, куда бы ни вели их ноги, дорога обрывалась стеной, иногда дополняясь недовольным возгласом охраны. Охраняли тех счастливчиков, которым повезло оказаться по ту сторону стены. Охраняли от них – пропитанные, заразные, грязные шавки… Названий было много. Город вздохнул свободно, когда всех, кто оказался под малейшим подозрением, всех, кого посчитали зараженными неизвестной болезнью, выселили в запретную зону. Выселили, создав для них маленький город. Казалось бы, успокоили население, испугавшееся эпидемии, и заодно создали условия несчастным. А на самом деле не было никакой болезни, никто не умер при загадочных обстоятельствах, никто не страдал от недомоганий. Только слушать не стали и выпустить не решились, и отчаявшиеся жители запретного Города нашли свой выход. Умирать стали чаще, только болезнь была другой – эту ты принимал добровольно. Здесь начинался твой мир, каким ты хотел его увидеть. Тсуна отказался от этого мира раз и навсегда, предпочтя иллюзорной свободе настоящее заключение, и постепенно перестал считать на улицах трупы не вернувшихся из того мира.


Тсуна верил, что его жизнь делится не только на тех дорогих ему людей, которых случалось видеть каждый день. Был и еще один человек. Можно было верить в его существование, словно он был призраком, воплощенным страхом, живущим в подкопченном от давнего пожара доме, где в окнах никогда не горел свет, а за забором, сплетавшим тонкие прутья в изящные петли, не было слышно ни звука. Не верить было невозможно, поэтому верили все. Верил и Тсуна, но никогда не решался дернуть полукружье кованой ручки и неизменно застывал у ворот.
По изломам желтоватой бумаги прошлись холодные пальцы, распрямляя небольшой листок.
«Реборн,
Я пас. Эти игры не для меня. Тсуна»
Сложить листок, убрать карандаш в карман и оттряхнуть пальцы – графит привычно облизал пальцы мягким черным языком. Погнутая крышка железного ящика хищно улыбнулась Тсуне и с удовольствием проглотила маленькое письмо.
Над головой опасно громыхнуло, и Тсуна со всех ног рванул вдоль домов, изредка ныряя под длинные навесы для передышки. К его счастью, до дома рукой подать, иначе никакой плащ не выдержал бы тонны воды, рухнувшие с неба за доли секунды.
- Чертов дождь… - пробурчал Тсуна, хлопая входной дверью за собой.
- Будто бы он в этой помойке когда-то заканчивался надолго.
- Гокудера!
Парень тепло улыбнулся, стаскивая потяжелевший плащ с дрожащих от холода плеч Тсуны.
- А я тут яблочек принес, Кёко мне… - договорить не успел, и ощущение тяжести насквозь промокшего мешка сменилось нежностью языка на губах. Это ощущение не променять ни на какое другое.
Тсуна недоверчиво отстранился и расплылся в улыбке, увидев долгожданную ясность глаз. На губах лишь едва ощутимая горечь, лицо спокойное, слегка недоуменное – неужели и правда ничего не принимал? Тсуна счастливо закинул руки за шею парня и прижался к губам, позволяя вжать себя в дверь. Дождевые капли проникали за шиворот, отчаянно пытаясь отвлечь, но как это возможно, когда кружит голову от ласковых поглаживаний языка и губ, целующих невыносимо медленно, когда уже не понимаешь, дождь ли шумит за дверью или кровь в ушах.
Таешь под его руками и без боя отдаешься надежде, что не вернутся в пропахший горечью, дымный ад, что можно спастись. Что хочет спастись.
- Г-Гокудера… - с трудом оторвавшись от желанных губ, пробормотал Тсуна, - Я не могу, мне на работу завтра, а я и так всю прошлую ночь не спал…
- Это ты на работе так? – Гокудера осторожно приподнял по-детски маленькую ладонь, легко касаясь губами опухших пальцев.
- Ударился…случайно.
- Брось ее.
- Работу? – Тсуна замотал головой. – Я не могу, Гокудера, мы и так едим что придется.
- Мы что-нибудь придумаем. Твоя безопасность мне важнее.
- А если… - в голове всплыла идея. Только бы согласился… - Если я брошу работу, ты перестанешь принимать наркотики и… - слова давались с трудом, но переживать это каждый раз было в разы сложнее, - больше не будешь спать с Ямамото, договорились?
- Это другое.
- Другое?.. – прошептал Тсуна. Как вынести его виноватый вид, как вынести еще хоть раз этих двоих вместе, на одной кровати?
- Я только твой, ты ведь знаешь. Только твой.
Тсуна обреченно замотал головой и вырвался из объятий, исчезая в комнате. Кровать тихо скрипнула и прогнулась под тяжестью тела – уснуть и забыться.
Толькой мой, да?


Здесь ничего не поменялось. Тюремная клетка с прутьями, дразнящими жертву – можно протянуть руку по плечо, но никогда не выйти за пределы. Тихий вой ветра в каменных стенах заглушил всплеск воды, отдаляясь разбитым звоном эха. Тсуна привычно поднялся с колен и, опираясь на прутья, нашел глазами знакомый силуэт.
- Мне когда-нибудь перестанет сниться один и тот же сон, а, Мукуро?
- Ты каждый раз с такой уверенностью утверждаешь, что это сон…Мне нравится, - мурлыкнул парень, поднимаясь с тюремной койки и отставляя в сторону свечу.
- Может, мне кажется, но… Здесь что-то поменялось? – Тсуна осмотрелся. Потолок стал выше, исчез длинный коридор, упирающийся прямо в клетку.
- Как поменялось и место, в котором ты сейчас находишься, - кивнул Мукуро, внезапно прищурившись. В полутьме его лицо смотрелось почти зловеще. – Ты это заметил, но до сих пор ничего не помнишь, верно?
- И до сих пор не понимаю, что должен помнить.
- Бедный Тсунаёши… - Мукуро наигранно вздохнул, - Я не могу ничего тебе сказать, и если бы не твоя глупая упрямость, ты мог бы слиться со мной и узнать все, что хочешь.
- Нет, спаси…
- Знаю-знаю, - широкая ухмылка в свете свечи напоминала оскал, - за это ты мне и нравишься. Хорошо, я пошлю тебе помощницу.
- Зачем это? – удивился Тсуна. – Да и как я ее найду, если ты всего лишь мой сон?
- Она сама тебя найдет. Кажется, тебе пора.
- Что? Куда?
- Твой любимый дружок в опасности, - Мукуро протянул руку сквозь прутья, накрывая ладонью удивленные глаза, и зашептал: - До встречи, Тсунаёши.

Музыка:
tanita tikaram - twist in my sobriety
mazzy star - into dust

@темы: хроники шизобреталя-фиголога

---

Без шансов, без вариантов, безотносительно именно к вам (с)

Процент настоящего во мне 0,01. То, что дурит вас с таким успехом всего лишь удачная перемена масок. Я бы театр открыла, да роль моя не каждому по зубам. А наебывать так долго могу лишь я)
Зависла и увязла что не побарахтатся даже. Ты рассказала о своих проблемах, и моя система обнаружения сожгла саму себя. У меня свои катализаторы идиотских состояний, но тут помесь. Вины твоей нет. Помочь не могу, но хочу. Ты ведь видишь, что пока диапазон моих эмоций не шире чем у стены за моей спиной.
Ощущения перекидываются на все, что меня касается. Пишу и чувствую, что перекидываются на Эрку. Кажись, ближайшие ее главы будут угнетательны, как и сюжет, целиком тема и иже с ними. За Эрку стыдно, все-таки в свое детище я не расчитывала вписывать негативные эмоции, а как-то уж так вышло...

@темы: и на утро у меня вышла черепаха (с)

---

Бессоница. Заебись.

@темы: и на утро у меня вышла черепаха (с)

---

Я обязана, ну просто обязана что-то написать. Разгребла лс, потерла пальчиком стол и пришла с извинениями.
У меня авралище, апокалипсище и несется родимая по кочкам. Иначе - диплоууууооооом))
Если бы я знала что все превратится в трагичный пиздец, я бы вообще не поступала в эту ебень XD
Реальности сиротливо лежат в уголочке и ждут своей очереди, я потираю ручки и.... "Дарья, половина вашего диплома полная хуйня не имеет никакого смысла". FFFUUUUUU!!!!!1111

@темы: и на утро у меня вышла черепаха (с)

---

летолетолетолето!

Пятиминутка ахтунга
По чесноку лето никогда не любила. Несмотря на то, что на брянщине зима не всегда похожа на зиму, весна длится дольше логичного, а осень я по определению не люблю, выбирать-то не из чего О_о
Да, очень жарко. Да, чуствуешь себя как копченая курица. Да, дышать невозможно и люди несутся к ларькам как овцы к водопою и сбивают с ног. Но йооопт... Когда моё кудрявое чудо выскакивает из шорт, раскидывает в разные стороны свое белье и заворачивается в простынь с невозмутимым "мне жарко"... Я задумчиво смотрю как раскачивается лифчик на люстре и думаю, что лето это не так уж и плохо х) Еще один плюс своей квартиры, а если б я знала что это так круто, уже бы давно от своих сбежала)))
Лето прекрасно еще и тогда, когда вокруг столько...якобы одетых, крайне глазастых, с загорелыми багажниками... Месяц свернутых шей объявляю открытым! Вика, прости меня, но я видела как ты пялилась на чужую задницу, а значит и мне можно =D
Правда минус лично мой - мини-мини-мини шорты внезапно! начали носить мужчины. И да ладно бы красивые мужчины. Но блять когда у тебя задница с мой кулак, писька с горошину и явно потерялась где то далеко судя по отсутствию каких-либо опознавательных знаков, и из-под этих шорт, которые из-за своего минимума застряли где то в заднице, торчат волосатые, с колосистыми из всех колосистых тропическими зарослями, ноги хобита... Я окончательно перестаю понимать натуралов

@темы: развели тут пиздоболию, ой извините, извините (с), с корабля на баб

---

Говорила же ты, не пиши да не пиши. Старших и умных по определению надо слушать.
Вот таки ситуевина... После каждой реальности я высосана вхлам и чем дальше, тем круче

з.ы. и нет, это не значит, что я брошу)

@темы: бредисловие

---

Название: Реальности.
Автор: Latishia
Бета: debby
Пейринг: разные по ходу сюжета. Основной – 5927 (2759, в частности)
Рейтинг: от G до NC-17
Жанр: своеобразное AU
Ворнинг: периодический ООС, остальное дальше – больше.
Размер: макси
Состояние: в процессе
Дисклеймер: пользуюсь, но всегда возвращаю Амано.
Саммари: Реально только то, во что веришь и что видишь. Но если ты чего-то не видишь, это еще не значит, что этого нет.
От автора: автор уныло окинул взглядом канон и обилие фанфиков в три предложения и решил с помощью вдохновителей с полными травой и грибами головами что-то создать. Планируется много, долго и запутанно.

Глава 9

Глава 9
Как существуют люди, сделавшие целью своей жизни один предмет, ситуацию, человека? Никак. Рвение жить превращается в тягучее существование, суженное до одного узко ограниченного пространства, в котором тебя тянет за твоим единственным всем. Этому невозможно сопротивляться, иначе твой иллюзорный минимум свободы поглотит тебя настолько, что ты перестанешь понимать, существуешь ты или твоя цель? И чем дальше Тсуна заходил, тем сильнее сомнения дурманили его разум.
Он понятия не имел, как здесь оказался. Узкий каменный коридор заводил его все дальше вперед, уводя от утопленных в непроглядной черноте поворотов и тупиков. Тьма скользила по его коже и ласкала дыханием ухо – дальше, еще дальше, быстрее. Тсуна одергивал себя каждый раз, как неосознанно переходил на бег, но страшнее разбитого эха воды, звенящей под его ногами, было что-то, с чем бы ему никогда не хватило смелости столкнуться лицом к лицу. Он прижался плечом к липкой от сырости стене, стараясь отвлечься от мании преследования. Только бы выбраться.
Слабое свечение в конце коридора не угасало, но и не становилось ярче. Кто-то проверял на смелость – потолок становился ниже, а вода доходила почти до колен. Тсуна рванул вперед, крепко зажмурившись и с силой отталкивая от себя воду, но она не желала отступать, жадно поднимаясь по теплой коже. В лоб уперлось холодное, шершавое железо, и Тсуна, наконец, остановился. Неважно, как быстро он бежал, его ужас стоял за спиной, выжидая.
- Может, все-таки откроешь глаза?
Глаза послушно распахнулись, но странное свечение исчезло, равно как и затих голос, бросив в холодной тьме. Тсуна тут же запаниковал и крепко вцепился в стоящие перед ним железные прутья. Легкие сдавило, и он почти хрипел, отчаянно прижимаясь к царапающему металлу – единственному реальному предмету. Он дошел до цели. Но что-то было не так и было не здесь, было когда-то еще.
- Чего же ты так испугался?
Что-то зашипело, озаряя коридор слабым свечением, и сбилось в один крохотный огонек, постепенно переросший в длинную ленту пламени. Свеча зависла у самых прутьев, освещая лицо человека напротив.
- Когда ты мне угрожал, ты не выглядел таким напуганным.
- Мукуро…
- Давно не виделись, - парень улыбнулся и поднял свечу повыше, позволив разглядеть себя.
Ничего не изменилось. Та же темно-синяя челка, скрывающая правый глаз, самодовольная ухмылка на лице, ошибочно принятая за улыбку, только взгляд – усталый, с тлеющими углями прежней ненависти.
- Где мы? – Тсуна осмотрелся, насколько хватало света. Вода доходила им обоим до пояса, но Мукуро, кажется, это совершенно не беспокоило. Осознав, как близко они стоят, Тсуна хотел отскочить назад, но вовремя заметил разделяющие их прутья и неосознанно прижался ближе, боясь покинуть пределы спасительного света.
- Добро пожаловать в мой новый дом.
- Вендикаре? – Мукуро склонил голову на бок, загадочно улыбаясь. – Но тебя должны же были казнить.
- Ты ничего не помнишь, да?
- Я все помню! Ты напал на нас в моем доме и ранил моих друзей! – ярость немного поутихла, когда Мукуро вдруг опустил глаза.
- Ничего не помнишь.
- Что я должен помнить?
- А почему я должен отвечать на вопросы, ответы на которые ты сам не знаешь? – парень засмеялся, едва не затушив дыханием свечу. – Кто ты, где ты, зачем ты здесь…
- Сам-то знаешь на них ответы? – обиделся Тсуна.
- Возможно, - Мукуро обхватил холодными пальцами чужую ладонь, сжимающую тюремные прутья. – Ты можешь слиться со мной, и тогда ты поймешь, знаю я или нет.
Тсуна шарахнулся назад, когда язык Мукуро быстро прошелся по скуле, расцарапанной от ржавого железа тюремной клетки, и нахмурился, услышав издевательский смешок.
- Нет, спасибо, сам справлюсь, - пробурчал он. – У меня такое ощущение, что я сплю.
- Может быть. А может, и нет.
- Но ты ведь здесь. Ты реален.
- У нас разные понимания реальности. Меня здесь нет. Но ты ведь меня видишь, значит, я есть?
- Ты меня совсем запутал…
- Ты еще ничего не понял, - Мукуро посмотрел через плечо стоящего рядом парня и заговорил так быстро, что слова были едва различимы: - За тобой пришли. Ты только запомни: смотри на все, как если бы естественное имело значение; смотри вокруг себя, как если бы близкое было еще важнее; смотри в самую суть, как если бы что-то было твоим всем.
- Что?.. Мукуро, я ничего не понимаю!
- Я найду тебя. Нескоро, но найду. Прощай, Тсунаёши.
Кожу под ладонью Мукуро прижгло как раскаленным железом, и Тсуна вскрикнул, пытаясь вырвать руку, но парень сам оттолкнул его так резко, что он упал в воду. Дна под ногами не оказалось, и Тсуна стал беспорядочно дергаться, опускаясь все глубже в черноту воды. Выбраться наверх не хватало сил и дыхания, он начал захлебываться, с каждой попыткой вдохнуть глотая все больше воды. Мутный туман перед глазами уплотнялся до черной пленки, и последним, что видел Тсуна, стала едва различимая тень Мукуро, взиравшая на него сквозь толщу воды со свечой в руках.


Широко распахнув глаза, Тсуна глубоко вдохнул и захрипел, словно сделал свой первый в жизни вдох. Пропало ощущение бурлящей воды в легких и горло больше не давило странной тяжестью, пропал и ползущий по коже мерзкий холод, обратно возвращая в жаркий зной. Тсуна радовался и горячему воздуху, и слепящему солнцу за окном кареты, и даже перепуганному лицу брата, который с силой тряс его за плечо.
- Боже, ну и напугал же ты нас, - облегченно выдохнул Базиль.
- Я дома?
- Нет, мы еще не приехали. Ты в порядке?
- Что со мной случилось? – Тсуна запустил ладони в волосы, пытаясь прийти в себя.
- Ты потерял сознание. Наверно, перегрелся на солнце.
Значит, все-таки сон. Скорее, пугающе реальный кошмар. Больше не было Мукуро, исчезли темные узкие коридоры, не плескалась вода под ногами, но невозможно было скинуть ощущения страха и преследования. Тсуна внимательно посмотрел на свою руку и, заметив странный шрам, похожий на ожог, на внутренней стороне запястья, провел пальцами по вспухшей красноватой коже. Петля? Тсуна вытянул руку и недоуменно уставился на странную отметку. Шесть?
- Смотри на все, как если бы естественное имело значение; смотри вокруг себя, как если бы близкое было еще важнее; смотри в самую суть, как если бы что-то было твоим всем…
- О чем ты?
Тсуна поднял глаза на Реборна, сидящего напротив – мужчина смотрел настороженно и как-то напряженно. Он никогда не видел у него подобного взгляда.
- Я не знаю. Всплыло откуда-то.
Ворота послушно распахнулись, впуская карету в гостеприимные объятия особняка. Тсуна устало прислонился к окну и сосредоточился на лошадях, неспешно шагающих рядом, только бы не закрывать глаза. Сложно было определить, какое чувство все же сильнее, желание уснуть и возможно увидеть Мукуро, чтобы заставить его объяснить что происходит, или страх вернуться и пережить этот ужас заново. Но ожог на запястье жутко чесался, и Тсуна проклял Мукуро всеми возможными словами, пусть это и был всего лишь сон. С лошадью Гокудеры поравнялся Рехей, и ровно через секунду тихий разговор превратился в перебранку – Тсуна даже забыл о своем раздражении и улыбнулся, когда светловолосый парень впечатал кулак в потрепанные боем доспехи и затряс ладонью от боли под жуткий звон и бодрый смех Рёхея. Неважно, был ли это сон, или каким-то образом ему удалось встретиться с Мукуро. Сейчас он здесь и только это оставалось самым важным.
- Рёхей, бегом к лекарю, - не успев слезть с кареты, тут же приказал Тсуна.
- Да я в порядке!
- Или мы тебя сами понесем. Я же вижу, что ты серьезно ранен.
- Не переживай ты так, - Рехей потрепал темно-рыжую лохматую шевелюру своего друга и заинтересованно уставился вдаль. – Дождусь Кёко и сразу пойду.
- Нет уж, сначала лекарь.
Парень понуро опустил голову и послушно поплелся в особняк.
- Левое крыло! – напоследок кинул Тсуна и обернулся. – Лошадей бы еще пристроить.
- Дино как всегда где-то шляется, - Гокудера погладил черную гриву своего коня, - я сам их отведу.
- Не торопись, - Реборн кивнул куда-то в сторону.
Они едва успели отскочить в сторону – мимо них пулей пронесся Хибари, недовольный и мрачный больше обычного, и исчез в доме вслед за Рёхеем, напоследок с грохотом захлопнув за собой дверь.
- Эй, Хибари!
- О, Дино, ты как раз вовремя!
- Такое ощущение, что вы пару кругов вокруг особняка сделали, - усмехнулся Реборн.
- Почти так и было, – тяжело выдохнул блондин и прислонился к стене дома, пытаясь отдышаться.
- У вас что-то случилось? – забеспокоился Тсуна, заметив расплывчатый синяк на его скуле.
- Не, ничего особенного, - Дино улыбнулся и потрепал светлую шевелюру. – Просто, кажется, сегодня Хибари не настроен на секс.
Тсуна закрыл лицо руками, не зная, то ли смеяться, то ли остановить Дино, пока он ее ляпнул что-то еще.
- Чего?! Ты спишь с Хибари?! – Гокудера пораженно смотрел на конюха. Судя по всему, связь этой парочки удивляла не только Тсуну.
- Все этим занимаются, - самодовольно ответил Дино. – Готов поспорить, что ты тоже.
Тсуна разрывался между тем, чтобы забраться под карету и остаться там до вечера или сбежать отсюда как можно скорее – наверняка, панику на лице заметили все, кто стоял рядом. Но внимание отвлек Гокудера, побивший пунцовым румянцем все возможные рекорды. Тсуна заметил его мимолетный взгляд и покачал головой, показывая, что ничего не говорил. Чувство жгучего стыда поубавилось, иначе ему бы никогда не хватило смелости посмотреть Гокудере в глаза в такой ситуации – сейчас ему было легче просто оттого, что это была не только его проблема.
- Эй, Гокудера, тебе плохо, что ли?
Парень ничего не ответил и, кинув гневный взгляд на Дино, быстрым шагом зашел в дом.
- Тсуна, я сейчас туда-обратно и сразу вернусь за лошадями, ладно?
- Не переживай, я сам их отведу, - Базиль обошел карету, хватаясь за поводья, и неспешно двинулся с лошадями вдоль дома.
- Спасибо!
Тсуна молча наблюдал, как за Дино закрывается дверь, и не знал как реагировать. День продолжал радовать сюрпризами.
-Кажется, для полной картины осталось только нам зайти, - задумчиво проговорил Тсуна, дергая ручку.


- Все, сейчас завалюсь спать и просплю до завтра.
Дом встретил его вечерним непривычным полумраком и странной тишиной, почти оглушающей после шумного дня. Таким дом казался совершенно пустым и безжизненным и оттого незнакомым, но, оказавшись в коконе спокойствия, которого так не хватало, Тсуна отвлекся от мысли, что дом впервые показался ему чужим, и впитывал в себя долгожданную тишину.
- Даже не надейся, тебя ждут твои родители.
Тсуна замер посреди коридора и обессилено прислонился к стене.
- А я не могу потом подойти?
- Нет, сегодня не можешь.
- Будто бы я когда-то мог, - Тсуна пробурчал в сторону как можно тише и тут же повернулся обратно. – Стой, почему именно сегодня?
- Емитсу хочет передать тебе свой титул главы семьи.
- О, нет… Но почему сейчас?
- Спустись к нему и узнаешь.
- Нет-нет-нет, я не хочу! – запаниковал Тсуна.
- Таковы правила нашего времени, ты не можешь ослушаться отца.
- Ну почему я живу именно в этом времени… - заныл Тсуна, закрывая лицо ладонью. Что-то стремительно выходило из-под его контроля.
Он даже ойкнул от неожиданности, когда Реборн приблизился к нему вплотную, отрывая руку от лица, и резко поднял за подбородок. Впервые советник приблизился к нему так близко, непозволительно близко. Тсуна позволял ему помогать одеваться, следовать тенью за спиной, но никогда еще не держался к нему настолько близко, что чувствовал дыхание на своих губах.
- Тсуна, ты забыл, что в другом времени может быть еще хуже.
- Что?..
- Цени что имеешь. Иначе, когда захочешь вернуть, будет уже поздно, - Реборн оторвал его от стены, обхватив за талию, и развернул к себе спиной. – Что это?
Тсуна широко раскрыл глаза, когда внезапно встретился со своим отражением, но больше своего испуганного лица его поразило то, как выглядят они вдвоем с Реборном. Конечно, у него и мысли не было воспринимать его больше, чем просто советником, но от такого зрелища непрошеные мысли сами полезли в голову. И зрелище было довольно…симпатичным. Обнимая Гокудеру, он будто сливался, ощущая себя с ним единым целым, чувствуя любовь и заботу, но никогда вот так – подчиненным. И это было приятным подчинением. Тсуна скользил взглядом по отражению, отмечая руку, по-хозяйски обхватившую его талию, тонкие пальцы, скользившие по скуле, и колкий взгляд темных глаз. Реборн возвышался над ним почти на голову, и Тсуна, будучи не только ниже, но и меньше, выглядел рядом с ним почти хрупким, будто растворяясь в его руках. Почему-то казалось, что – конечно, такое не произойдет никогда и ни при каких обстоятельствах – переспи он с Реборном, тот никогда бы не позволил ему даже малейшей инициативы.
Тсуна неосознанно прикрыл глаза. Кажется, он соскучился по прикосновениям.
- Я спрашиваю, что это, - жестко отрезал Реборн и ущипнул парня за скулу. Тсуна взвизгнул от боли и тут же вырвался из рук. Кожу нещадно щипало, но он наконец-то заметил, что мужчина имел в виду. На его скуле небольшим квадратом красовалась ссадина, еще не зажившая, как если бы он содрал кожу не так давно.
- Не знаю, может, зацепился где-то…
Реборн лизнул кончик пальца и кинул на покрасневшего Тсуну задумчивый взгляд.
- Металл, - усмехнулся он. – Зацепился, значит.
Тсуна только открыл рот, чтобы спросить что происходит, но советник направился в обратную сторону, и Тсуна не раздумывая пошел следом.
- Даже там он умудряется совать нос в чужие дела … - едва слышно проговорил Реборн.
- О чем ты?
- Ни о чем. Идем, тебя ждут.


После полумрака главного зала яркий свет за дверями столовой больно резанул глаза, и Тсуна на секунду зажмурился.
- Ну, наконец-то, а то мы тебя уже заждались, - Тсуна открыл глаза на голос отца и ошарашено осмотрел комнату. Теперь ему было понятно, куда подевались все люди.
Семья вместе с друзьями и прислугой переполнили зал, выстроившись около празднично украшенного стола. Тсуна не понимал, в чем причина такой торжественности, но даже от такого почти семейного круга ему стало не по себе.
- Что-то случилось?
Емитсу рассмеялся и приблизился к сыну, привычным жестом потрепав его по плечу.
- Ты уже такой взрослый. Я понимаю, что, может быть, слишком рано для этого, но сегодня ты доказал, что я могу доверить тебе нашу семью.
- Пап, но… - Тсуна обомлел, наблюдая за тем, как Емитсу стягивает кольцо и надевает на его палец. Золотая печатка с гербом семьи – предмет, который Тсуна никогда не надеялся унаследовать.
- Ничего, когда я получил кольцо от твоего деда, я сам не знал, что сказать, - Емитсу повел сына к столу, приобняв за плечо.
Тсуна отодвинул стул и застыл, встретившись взглядом с Гокудерой. Потерялись счастливые лица прислуги, среди которой он стоял, сливаясь в размытую серость, остались только его обеспокоенное лицо и несчастные глаза, которые он сразу поспешил опустить.
- Тсуна, садись, - шепотом подсказал Базиль, дергая брата за рукав.
- К чему такая торжественность? – Тсуна наклонился к брату, боясь быть услышанным.
- Разве ты не рад? – удивленно спросил Емитсу.
- Мне кажется, я еще не готов управлять семьей… - с трудом собрав всю свою смелость, Тсуна поднял глаза на отца, но тот только рассмеялся.
- Ты меня рано хоронишь, Тсуна! Это просто предосторожность на случай если что-то со мной случится. Тем более, когда мы добьемся твоего наследия, я не хочу, чтобы возникли какие-то трудности.
- Об этом я и хотел поговорить, - Тсуна вцепился в колени от волнения. – Я все взвесил и решил отказаться от наследия.
- Ты не можешь отказаться! – прогремел Емитсу, но быстро стих, почувствовав успокаивающее касание жены.
- Отец, мне всего 15! – сорвался Тсуна. – Какой из меня наследник?
- Сегодня я увидел, что ты достоин быть наследником. Ты дорожишь своими людьми и отлично ладишь со своей будущей женой.
Тсуна удивленно уставился на отца.
- Я не женюсь на Кёко, - слова вылетели сами собой.
- Милый, но мы уже договорились с ее родителями насчет помолвки… - залепетала Нана.
- Тогда попросите все отменить, а завтра я приду к ним с извинениями, - выдавил Тсуна и нашел зеленоватый туман родных глаз. Он знал, как будет чувствовать себя Кёко, когда узнает, что ее отвергли, ведь он сам сейчас был на ее месте. Но ничто не могло заставить его отказаться от себя, сколько раз бы ему не делали больно. – Все эти королевские традиции не для меня и…
- Но, Тсуна…
- Послушайте, я люблю другого человека, - он попытался посмотреть на родителей, но не мог отвести взгляд от того, ради кого жертвовал всем, – и ради него я готов все бросить.
Глаза Гокудеры широко распахнулись, и он рывком сорвался с места, убегая из зала. Показалось или сквозь удивление просочился ядовитый проблеск боли? Тсуна сполз по стулу, совершенно растерявшись. Прислуга возбужденно зашепталась, но он все-таки расслышал едва различимый голос Базиля.
- Иди за ним.
- Что?
- Страх это тоже показатель правды, ведь мы всегда от нее бежим, - парень улыбнулся от невероятного удивления на лице брата.
- Ты…знаешь?
- У тебя же на лбу все написано. Иди, я поговорю с родителями.
Тсуна едва сдержался, чтобы не кинуться с благодарностью – он впервые почувствовал себя понятым – и поторопился к двери, не зная, куда бежать в первую очередь.
- Тсуна, только не засиживайся, у моря очень холодно.
Реборн знал все обо всем, но только сейчас захотелось его поблагодарить, а времени было слишком мало. Больше разговора с Гокудерой Тсуна боялся опоздать. Опоздать к себе – что кончится смелость, растеряются слова и иссякнут силы смотреть ему в глаза. И что он сможет объяснить, если исчезнет переполняющая решительность?
Рванув двери, ведущие на пляж, Тсуна оторопел – ветер как будто специально толкал его назад, выбивая из последних сил. Он наклонился и тяжелыми шагами двинулся по песку, и сбивающий с ног ветер только подстегивал, чтобы идти еще быстрее. Солнце, весь день светившее на радость людям, привыкшим к сезонным ураганам, обернулось в красный пылающий шар, взорвавшийся алыми всполохами на горизонте. Тсуна позволил бы себе полюбоваться на необычный закат, если бы не разглядел одинокую фигуру, потерянную среди алеющего моря.
- Гокудера! – крик заглушило шипением волн и завыванием ветра, и Тсуна растеряно осмотрелся. Светловолосый парень стоял к нему спиной по щиколотку в воде, будто загипнотизированный ветром, качавшим его из стороны в сторону. Страх перед водой бился тяжелым комком у самого горла, но страх за Гокудеру был сильнее – волны взмывали вверх гораздо выше его головы и разбивались в нескольких метрах. На горизонте кое-где чернели пятна водяных воронок, которые к ночи обязательно доберутся до берега, но парень казался настолько погруженным в свои мысли, что, наверно, и не заметит, как толща воды вскоре осмелится накрыть его с головой. О том, что Гокудера осознанно играл с судьбой, Тсуне думать не хотелось.
- Гокудера!
Парень обернулся, но, как только Тсуна окончательно решился ступить в воду, подошел сам, рывком цепляя ткань дорогого камзола руками.
- Какого черта ты делаешь?! – закричал он. – Ты не имел права такое говорить!
- Я сказал, что чувствовал.
- Ты не в том положении, чтобы говорить что думаешь! – Гокудера крепче сжал кулаки, едва сдерживаясь, чтобы не затрясти удивленного парня. – Вернись и извинись перед ними! Скажи, что хочешь жениться и согласен на помолвку!
Тсуна даже не пытался вырваться, зачарованный гневным лицом парня, застывшего перед ним так близко. Не стоило и волноваться о его безопасности, не стоило бояться волн, которые могли унести его за собой, ведь пока Гокудера оставался частью вырвавшейся на свободу стихии, ему не о чем было беспокоиться – внутри дрожащего от негодования тела и горящих ярче алого неба глаз бесновался самый неукротимый из всех ураганов. Только Тсуна мог вернуть этому сердцу покой.
- Я уже говорил, мне нужен ты.
- Но почему? – Гокудера сдался и опустил голову, отступая на шаг назад. – Мы с тобой совсем разные, и мне никогда до тебя не дотянуться. Пока мое положение ниже твоего, я не имею права даже касаться тебя, не говоря уже о том, какой это будет позор для твоей семьи…
- Послушай меня, - парень послушно поднял глаза, услышав мягкий голос Тсуны. - Между нами нет никакой разницы, потому что мы одинаковые. Нет богатых и бедных, везучих и неудачников, добрых и злых, счастливых и несчастных. Причина лишь в случайности положения, неожиданности, осознании себя, и осознании других тобой. Дело не в том, каких ты видишь, а кого ты видишь. Посмотри на меня. Что ты видишь?
Тсуна поймал обеспокоенный взгляд, скользнувший по его праздничному фраку и отцовскому кольцу наследника на потрепанную ветром рубашку и ботинки, размякшие от воды в бесформенную кучу дешевой кожи. Снова опустил голову и будто бы незаметно прикусил губу.
- Нет, Гокудера. Мы - люди. Одинаково собранные механизмы тканей, нервов и мяса - под нашей кожей бежит кровь разных оттенков одного цвета, различимая лишь информацией прошлого и настоящего, наши сердца переживают одинаковые тревоги, наши легкие дышат одним воздухом. Мы шагаем по одной земле с одним солнцем и видим звезды в тех же положениях, просто в разное время. Внешне мы разные, но где-то глубоко здесь, - Тсуна несмело положил руку на грудь Гокудеры и мысленно вздохнул с облегчением, ведь не оттолкнул и не сбежал, лишь поднял голову и больше не отводил глаз, - ты и я одно. У нас разное прошлое, чем-то похожее настоящее и возможно одно будущее. И я хочу нас в своем будущем, я хочу разделить его с тобой.


- Ты простишь меня?
- Что?
- Я сорвался на тебя.
- Боже мой, ты невозможен…
- Я ненавижу себя, когда повышаю на тебя голос. Но не могу остановиться, внутри что-то взрывается и…
- Мне все равно. Сейчас ты со мной.
- Прости… - жарко выдохнул Гокудера, зарываясь лицом в каштановые волосы и лаская дыханием ухо.
В этом было что-то запретное и тягостно-сладкое, Тсуна никогда не позволял себе таких вольностей – касаться, исступленно ласкать ладонями обнаженную кожу, целовать, запоминая ее вкус. Тем более, когда они были в доме, пусть в его комнате, но это было сродни тому, как если бы в комнате были другие люди.
- О чем ты думаешь?
- Ты очень красивый, - хрипло пробормотал Тсуна, теряясь от невозможности отвести взгляд от Гокудеры, замершего над ним на коленях.
Это было больше, чем восхищение, скорее необходимость убедиться в реальности происходящего – пальцы вскидывались сами собой, мягко касаясь разлетевшихся по коже ломаных бликов, брошенных тенью от дерева за окном. Убеждался на ощупь, но недоверчиво касался кончиком языка, вбирая в себя неуловимую черноту, размазывал темную паутину на груди, текущие с плеч тени, захватывал губами крохотные пятна на шее, пытаясь вернуть коже ее цвет.
- Как ты можешь такое говорить… - слабо выдохнул Гокудера, чей голос почти сливался с шепотом шумевших на ветру листьев. Тсуна откинулся на спинку кровати, с улыбкой поднимая глаза. Сбитый с толку своим смущением, Гокудера избегал взгляда, даже не замечая насколько открыт, и Тсуна чуть не засмеялся.
- Чего ты улыбаешься?
- Ты стесняешься трех слов, но спокойно стоишь надо мной обнаженный.
- Я же пошел за тобой не на звезды из твоего окна смотреть… - чуть обиженно пробормотал Гокудера и отвернулся.
Освобожденным от плена его глаз легче дышать – стало бы, если хватило бы сил разорвать гипнотическую связь, не стремясь растворить в своих воспоминаниях то, от чего бесконечно щемило в груди. Бившие в стекло ветви склонились под натиском ветра, уступая лунному свету, и Тсуна застыл, зачарованный. Желанное тело выбелило до серебра, белой волной слизывая черные осколки теней, и он повел ладонью вверх по животу и груди, убеждаясь, что живой и все еще жадно-отзывчивый, а кожа под руками действительно горячая. Гокудера с готовностью отзывался на прикосновения, извиваясь под пальцами, но даже убежденный, что всего лишь иллюзия, ловкий обман слепящего свечения, Тсуна искал доказательств, что под его руками не холодный, застывший мрамор – вдумчиво ласкал языком нежную кожу вокруг соска, прижимал губами ямочку между ключицами и слегка прикусывал под подбородком, щекой ощущая бешеное биение крови в чуть выступающей жилке и вибрацию шеи, едва сдерживающую сдавленный стон.
«Я же пошел за тобой».
Тсуна отклонился назад, заглядывая в любимое лицо. Он действительно здесь, без прежнего страха в глазах, отзывчивый и открытый, и Тсуна кожей чувствовал желание, тлеющее в мутном взгляде и под руками, крепко обхватившими его плечи. Но боялся потерять высвеченную из вязкой тьмы нить, обретающую силу только сейчас - в осознанных касаниях и прямых взглядах. Исчезло сопротивление болезненной тяге друг к другу, но остался страх, что Гокудера сбежит снова.
- Пообещай мне, что останешься, - умоляюще попросил Тсуна, встречая непонятное удивление.
- Но я ведь и так здесь.
- Нет, пообещай, что завтра я не проснусь в одиночестве. Второй раз я этого не вынесу… - Тсуна заговорил торопливо, словно боялся не успеть, но успокоился, почувствовав теплую ладонь на своей щеке.
Он не услышал заветного обещания, но тело среагировало быстрее напуганного разума, слепо принимая на веру, когда к нему прижались теплые губы. Этот поцелуй стал по-настоящему первым, самым чувственным, ведь Гокудера действительно целовал его сам, не ослепленный горячкой животного желания и жаждой скорее сократить мучительное расстояние, а с осознанным желанием подарить переполняющую нежность, исцелить свои страхи мягкостью губ под языком и заполнить одинокую пустоту горячим дыханием. Странно улыбаясь, он на секунду отстранялся, повторяя взглядом движения языка на покрасневших губах, и возвращался снова, прижимая и оттягивая припухшую плоть, легко проскальзывал внутрь кончиком языка по кромке зубов. Тсуна сдавленно застонал, когда Гокудера запустил ладонь в его волосы, чуть надавливая на затылок. Как же хотелось, чтобы поцелуй был еще глубже, еще ближе, но парень продолжал мучительную пытку, доводя до исступления – перед глазами вспыхивали круги цвета выгоревших красок, срывало на приглушенные губами стоны каждый раз, как их языки снова сплетались.
- Правда, есть одна проблема… - прошептал Гокудера, проводя губами по щеке к уху.
- Какая? – пробормотал Тсуна, неосознанно подставляя шею под легкие поцелуи, настолько невесомые, будто теперь Гокудера боялся пометить своего господина.
- Когда-то ты говорил, что не хочешь быть выше меня, а я ведь не могу ослушаться приказа.
- О чем ты?
- Я больше не позволю тебе быть сверху.
Тсуна засмеялся бы от такого странного понимания приказа, если бы не перехватило дыхание, лишая возможности вдохнуть – Гокудера шире расставил ноги и медленно опустился на член, замирая с закрытыми глазами.
- Тебе больно?
- Это ничего.
Тсуна порывался остановить его, обеспокоенно наблюдая, как плотно смыкаются веки, и появляется напряженная морщинка между бровей. Конечно больно. Но как заставить себя прекратить его боль, когда думаешь только о том, как невозможно тесно и горячо внутри него, когда голос разума заглушен бешеным биением сердца и чужим надрывным, протяжным стоном?
В ту ночь на пляже Тсуна горел и терялся в своих эмоциях, не разбирая, что происходит вокруг, но сейчас не мог себе позволить просто закрыть глаза. Теперь он осмелился без опаски смотреть, запоминать, как меняется родное лицо, впитывать крупную дрожь ладонями – Тсуна сжимал руками расставленные по обе стороны от него бедра и беспорядочно гладил напряженную спину, успокаивающе проводя ладонью по полосе позвонков.
- Расслабься, - тихо сказал Тсуна, прижимая навалившегося на него парня, теряя рассудок от тяжелого дыхания у своего уха. Гокудера медленно двигался, но все еще болезненно цеплялся за его плечи и терзал нижнюю губу, будто боль до сих пор не отпускала. – Все еще больно?
Он отрицательно помотал головой, опуская голову и скрываясь за волосами.
- Услышат же…
Скольких сил стоило не рассмеяться, а ограничиться вздохом облегчения, Тсуна и сам не понимал. Волнение отступило, возвращая терпкое безумие гореть в его крови.
- Здесь только я.
Рука несмело скользнула по внутренней стороне бедер, мягко легла на яички, поглаживая тонкую кожицу, и плотно сомкнулась вокруг члена Гокудеры, рвано двигаясь в такт толчкам – только бы сорвать планку контроля, разорвать напряжение, держащее его на грани, увидеть, как взрывается расцвеченная яркими красками волна его эмоций. Не выдержал, отпустил плечи Тсуны, раскрылся и выгнулся в спине, срываясь на громкий, соблазнительный стон.
Тсуна едва не кончил от одного стона, зазвеневшего в его ушах. Сдавило невыносимым желанием повалить влажное, поблескивающее на свету тело на кровать, толкаясь в него глубже и сильнее – сильнее настолько, чтобы не осталось ничего, кроме эха протяжных стонов. Но он только поддерживал Гокудеру за бедра, позволяя двигаться медленно и размеренно, сам уже едва сдерживая возбуждение, стянувшее до онемения внизу живота. Тсуна прижался к нему, вслепую целуя угловатые плечи, и зарылся лицом в мягкие пряди, прилипшие к влажной шее, чувствуя растворяющуюся грань. Мир расплавил границы до прозрачного и взорвался белыми вспышками, смывая в один цвет застывшее перед глазами серебро волос.


Зябко поежившись, Тсуна натянул одеяло до ушей и недовольно заворчал, когда непослушная ткань слетела с его ног, оставив холоду пощипывать пятки. Тсуна поджал ноги и попытался уснуть, но сон безвозвратно ушел, поэтому его ладонь принялась наугад шарить по простыни. Рывком подняв голову, Тсуна тяжело вздохнул - Гокудеры не было. Кажется, в граблях у него никогда не будет недостатка.
Можно начать с оправданий, что тот ничего не обещал и хуже того, Тсуна вынудил его сам, задурив себе голову тем, что сердце не обманешь, а в словах нет никакого смысла. Можно было продолжить самобичеванием или успокоить себя, что он сделал все возможное. А закончить тем, что назад дороги нет и можно со спокойной совестью начать новую жизнь.
Но почему было так невозможно больно? Почему душило горьким предвестником слез от одной мысли, что это действительно конец?
Тсуна повернулся на другой бок, сжимая в кулак измятую ткань простыни и стараясь не всхлипнуть. И застыл, широко распахнув глаза. На кресле, прижав к груди колени, сидел Гокудера.
Не может быть. Остался. Поверил и остался.
Тсуна осторожно встал с кровати, стягивая за собой одеяло, и присел перед креслом, на удивление еще не замеченный. Светловолосый парень задумчиво рассматривал туманное небо за окном и совершенно не замечал происходящего.
У Тсуны создавалось такое ощущение, что пока он не видел его глаз, он терял уверенность. Будто бы выбивает почву из-под ног, и ты бьешься как дурак, пытаясь удержать равновесие, и понимаешь, что со стороны это наверно выглядит еще смешнее, хотя ты все так же отчаянно делаешь вид, что у тебя все под контролем. И, наверно, все действительно под контролем, пока никто не замечает, что ты падаешь. И в какой-то момент тебе, может быть, даже захочется, чтобы кто-нибудь посмотрел на тебя, увидел, заметил, понял!.. И дернул бы за шиворот и поставил на ноги, и сказал бы «Ну же, шагай!». Казалось бы, чего сложного? Но ведь ты по привычке ищешь родные глаза с выжженной зеленью вокруг зрачка, с их бирюзовой рябью, почти незаметной зеленой россыпью, со всеми маленькими полу оттенками, смешениями, крапинками. Со знанием, как теплеет взгляд, когда касаешься пальцами теплой ладони, как тает зеленоватый лед, сияя теплой водой, в ответ на твою улыбку.
Тсуна накрыл одеялом обнаженное тело Гокудеры, и тот тут же повернул голову.
- Доброе утро, - робко сказал он.
- Доброе, - улыбнулся Тсуна. – Ты как будто ожидал кого-то другого увидеть.
- Нет, но мало ли кто может зайти…
- Пускай заходят, мне все равно.
- И увидят тебя с твоим оруженосцем. Вряд ли мы сможем оправдаться без одежды.
- Я не собираюсь ни перед кем оправдываться, - нахмурился Тсуна, но снова расцвел в улыбке. – Главное, что ты не ушел.
- Как же я мог бросить своего господина, когда я ему нужен?
- Не начинай, - строго сказал Тсуна и расслабился, когда понял, что это просто шутка. – Ты же понимаешь, что если бы я хоть что-нибудь мог изменить…
Гокудера кивнул и обнял сидящего у его кресла парня за шею, потеревшись носом в висок и срываясь на шепот:
- Я тебя люблю.
Внутри заныло от сладкой тяжести, разлетевшейся в груди нетерпеливыми птицами, но вспыхнувшая нежность резко сменилась вихрем размазанных красок и шипящим шумом, сродни ветру, разбившему окно. Но не было окна, не было теплых рук на его шее, стерлись воспоминания тумана на море – нежное касание любимого человека все еще цеплялось за сознание. Знакомое, родное настолько, будто росло из глубины, понятное, как и то, что с ним происходило. Еще секунда и ухватится.
Такое уже было.
-*-*-*-
Вдох-выдох.
- Дыши.
Вдох-выдох.
- Дыши, Тсуна.
Он открыл глаза, не различая ничего перед собой, и согнулся пополам от колкой боли в голове, будто кипящим маслом плавило мозги. Кто-то решил добавить ему дополнительное испытание - каждый раз, как он возвращается сюда, помимо душевных терзаний добавляются физические. Кажется, в прошлый раз было не так больно, - подумал Тсуна, неловко падая вперед и упираясь лбом в чье-то плечо. Он здесь.
- А ты ведь до сих пор пахнешь сексом, - усмехнулся человек, прижимая Тсуну к себе и поглаживая спину. – Тихо-тихо, все хорошо, все кончилось.
Ласковый шепот трепетал у лица, и Тсуна невольно расслабился под чужими руками. Минута совершенного ничего – пустота обволакивала и возвращала покой.
Все кончилось.
- Какого черта! – опомнился Тсуна, вырываясь из рук. – Верни меня обратно!
- Ты сам захотел «что-то изменить». И только ты сам владелец своих желаний.
Да он бы ни за что такого не захотел! Как можно хотеть уйти, когда Гокудера только принял его и раскрыл свои чувства? Как можно уйти, когда он даже не дал ему ответ?
Внутри клокотала чистая ярость, приглушенная лишь острой болью, вспарывающей его затылок при малейшем движении. Он не чувствовал себя глупо, что говорил с тем, кого так и не увидел, он не боялся, что с ним могут сделать что угодно – спусковой механизм сорвался со щелчком, оставив наедине с яростью.
- Тогда хотя бы объясни мне что происходит!
- Ты можешь слиться со мной и узнаешь все ответы, - человек властно притянул хрупкое тело к себе и повел кончиком языка по скуле. Там, где остался шершавый след подсохшей крови. Там, где он зацепил тюремные прутья.
- Не может быть…Мукуро?..
- Может, да, а может, нет.
- Не верю своим ушам…
Те же шипящие усмешки, те же соблазнительно-издевательские интонации, никаких рамок, приоритет только в своих желаниях, даже одинаковые фразы. Нет, невозможно. Что-то не сходилось. Пусть почти абсолютное сходство, пусть похожие уловки, но, свали он все даже на простую интуицию, Тсуне не верилось.
- Ты ведь не видишь меня, как ты можешь знать наверняка?
- Смотри на все, как если бы естественное имело значение; смотри вокруг себя, как если бы близкое было еще важнее; смотри в самую суть, как если бы что-то было твоим всем.
- Надо же, какая у тебя хорошая память.
- Да, если бы ты еще не лишал меня ее, отправляя неизвестно куда, - процедил Тсуна.
- А отправляю тебя не я.
- Тогда почему я помню все, только возвращаясь сюда? Почему там мне достаются отголоски воспоминаний и непонятных ощущений, которые сводят меня с ума?!
- Обернись, - несмотря на свой приказ, человек повернул растерянного парня к себе спиной. – Видишь?
Тсуна уставился в темноту, готовый сорваться на очередную шутку своего мучителя, но злость внезапно поутихла. Темнота рассеялась, и он увидел, что в нескольких шагах от него стоял худощавый мужчина с длинной черной косичкой, одетый в странную красную одежду, тянувшуюся до пола, и…Реборн. Держащий в руках кота, с глазами желтыми как полы шляпы мужчины.
- Вот почему ты говорил такие странные вещи… Ты знал!
Лица было не разглядеть, но и как-то оправдываться или защищаться Реборн не стал, только молчал.
- Верните меня. Кто бы из вас не был виноват во всей этой неразберихе, верните меня! Я объясню ему, что нет никакой разницы в наших положениях, и мы построим новую жизнь! – закричал Тсуна в пустоту, нервничая от затянувшегося молчания.
Тсуна повернулся обратно, но не успел сказать ни слова – на шею опустилась жесткая, шершавая веревка, и он уже по привычке схватился за пустышку, покачивающуюся на груди.
- Эй, смотри на все, как если бы естественное имело значение. Так что будь внимательнее, что вокруг-то творится, дурень, - громко рявкнул незнакомый человек за спиной.
Тсуна почувствовал резкий удар по голове и опустился вниз, скользнув пальцами по выжженной шестерке на запястье и мгновенно теряя сознание.

Музыка:
eurythmics - here comes
carbage you look so fine

@темы: хроники шизобреталя-фиголога

---

Моментами я просто охреневаю оттого, как окружающие вообще меня терпят О_о Я не держу язык за зубами, не умею врать, не умею льстить, говорю грубости, несу чушь, не делаю что просят или из вредности делаю наоборот, совершаю нелогичные поступки, и чем страннее поступок, тем бредовее его объяснение. Список исчисляется до бесконечности+1, и я в шоке. Непонятным образом я собрала вокруг себя замечательных, самых аняняшечных людей и до сих пор не получила по шее. Ну...как не получила... =D
Взять хотя бы Деб, которая не только мой боевой подруг со времен мокрых памперсов, но и неизменная бета. Я бы на твоем месте не то чтобы убила меня, я бы в жизни не согласилась бетить эти последствия приступов шизофрении =D и уж тем более бегать и требовать новых глав. Это же я должна за тобой бегать =D
Мало того что я не писун по специальности и во всяких гуманитариях мне гризли отдавил моск так я еще и отбиваюсь =D Мне кажется что если бы читающие видели Р в оригинале, они бы подумали что это саааавершенно другой текст))
И вот уж подстава приключилась. Я как-то мимо проходил и мне стукнуло что я не могу писать днем. Ни строчки не лезет А у нас начинаются белые ночи то бишь темного времени суток ну от силы часа три. Час меня пинает Деб, час я ною что вместо текста могу родить только кирпичи и час я все-таки пишу =D
И вообще чтозанах со временем суток?

Кажется, с приходом лета я стану распиздяем, который получит по шее =D *судорожно ищу коллекцию бессмертных отмазок*

@темы: развели тут пиздоболию, ой извините, извините (с)

---

Эпик фейл))

Ребята, атас! Конец света не случился! =DDD
Блин, а я уже постелила соломку в бункер и скомуниздила ящик водки
А вот по чесноку, сколько надо сожрать гамбургеров, чтоб мозгов стало так мало чтобы в это поверить? Еще и других агитировать. Нельзя американцам показывать фильмы типа 2012 =D
Хицка забьет меня до смерти за ксенофобию, ололо =D

@темы: я вырастил грибы, они растут и радуют меня (с)

---

Реальности. Глава 8

Название: Реальности.
Автор: Latishia
Бета: debby
Пейринг: разные по ходу сюжета. Основной – 5927 (2759, в частности)
Рейтинг: от G до NC-17
Жанр: своеобразное AU
Ворнинг: периодический ООС, остальное дальше – больше.
Размер: макси
Состояние: в процессе
Дисклеймер: пользуюсь, но всегда возвращаю Амано.
Саммари: Реально только то, во что веришь и что видишь. Но если ты чего-то не видишь, это еще не значит, что этого нет.
От автора: автор уныло окинул взглядом канон и обилие фанфиков в три предложения и решил с помощью вдохновителей с полными травой и грибами головами что-то создать. Планируется много, долго и запутанно.

Глава 8

Глава 8

Если бы можно полежать вот так еще немного, сегодняшнее утро могло стать самым лучшим из всех. На лице почти невесомо лежала свежевыстиранная простыня, пахнущая садовыми деревьями, за окном тихо чирикала какая-то птица, стараясь ненавязчиво разбудить лохматого соню, а тело ломило как после долгой тренировки. Нет, не больно – никакого напряжения, только приятное расслабление, и каждая клеточка тела едва не пела, будто пошевелись хоть на сантиметр и расплавишься, растекаясь по кровати от удовольствия.
Тсуна позволил себя от души потянуться и высунул нос из-под простыни, тут же щурясь от солнца. Теплые лучи впервые за долгое время пробрались в его окно, укрывая кровать ярким светом. Такое редкое, действительно прекрасное утро…
- Доброе утро.
Было.
Тсуна подскочил на кровати и тут же плюхнулся обратно, поджав ноги от боли, стрельнувшей острой иглой чуть ниже поясницы.
- Ты бы хоть прикрылся.
Насмешливый голос быстро вывел из ступора, и он подобрался на кровати, рывком натянув одеяло до носа – под тонкой тканью действительно ничего не было. У окна, глубоко утонув в мягкой обивке кресла, сидел Реборн и, судя по всему, терпеливо дожидался, пока напуганный парень придет в себя.
Вспыхнувшая паника снова сменилась жжением в заду и колкостью песка на простынях, неприятно впившегося в кожу. Тсуна с ужасом посмотрел на темноволосого мужчину и, получив в ответ только широкую ухмылку, закрыл лицо руками.
- Я же не мог...
- Мне кажется, об этом нужно было думать до того, как лечь под Гокудеру.
Кулаки против воли сомкнулись на волосах, и Тсуна посильнее дернул, будто вместе с болью мог вытянуть смущающие мысли.
- Ну что, веселая ночка была?
Конечно, он же теперь всю жизнь будет издеваться! Еще и повод подвернулся как нельзя кстати, смакуй в удовольствие.
Тсуна тяжело вздохнул.
Ладно, надо думать логически. Ночь, море, песок. Утро, его комната, кровать. Что-то не сходится.
- Как я здесь оказался? – хрипло спросил Тсуна, спуская ноги с кровати и плотнее заворачиваясь в простыню.
- Я тебя перенес. Ты ведь не хотел бы, чтобы утром его голое высочество нашли на берегу моря?
- Реборн, перестань издеваться…
- Твои слуги до скончания веков слагали бы легенды о Заднице, Которая Нашла Приключения. Ничего так место в истории, да?
Тсуна беспомощно застонал и снова откинулся на кровать, уставившись на желтоватые песчинки на светлой ткани.
Одной детали не хватало. Утро, его комната, кровать. Нет Гокудеры.
- Я был один?
- Кажется, твой оруженосец сбежал еще задолго до того, как я тебя нашел. Хотя надо отдать ему должное, не отнес в особняк, так хоть одеяло принес, - Тсуна посмотрел на мужчину, остановившегося у кровати перед ним, и чихнул, - но тебя это все равно не спасло.
Мужчина внезапно поднял перед собой зеркало, и Тсуна послушно поднялся, всматриваясь в свое отражение.
- Да, повеселились вы от души, - едко подметил Реборн.
На шее расплывались розоватые пятна с россыпью красных точек и беспорядочной цепью тянулись до ключицы. Тсуна внимательно осмотрел оставленные метки на коже и затянувшиеся царапинки на искусанных губах и густо покраснел. Казалось, коснись сейчас потревоженной кожи и не вспомнит – почувствует снова его губы и влажный кончик языка. И ведь верил же, что проснется и увидит рядом сонное лицо, а лучше увидит спящим, чтобы попробовать пальцами мягкость губ, чтобы поймать кончики светлых прядей своими губами и узнать, действительно ли соленые на вкус, чтобы поцеловать нежную кожу век и увидеть, как взлетают выжженные до белого ресницы.
Сбежал же.
- Одевайся, времени мало.
Тсуна послушно влез в темно-синий камзол, поданный Реборном, и задрал голову, бездумно уставившись в потолок и заодно помогая мужчине застегнуть тугие пуговицы. Воротник туго стянул шею, но так было даже лучше. Давящая боль в груди была гораздо тяжелее.
- Вообще-то, когда я говорил, что ты должен с ним поговорить, я не совсем это имел в виду.
- Ладно-ладно, я понял! – устало отмахнулся Тсуна. Реборн кинул настороженный взгляд на его обеспокоенное лицо и закушенную губу и отошел в сторону, позволяя юноше одеваться самостоятельно.
- Он привык сбегать.
- Всегда, - горько кинул Тсуна, стараясь поскорее выйти из комнаты. В коридоре было темно и душно, но это с трудом замечалось. Советник быстро нагнал его и зашагал следом, всматриваясь в напряженную спину и сжатые кулаки.
- Нам скоро на поединок.
- Я помню. Только умоюсь, а то с таким лицом стыдно показаться.
- Еще хорошо, что у тебя воротник высокий.
Тсуна обернулся через плечо, хмуро посмотрев на мужчину, и обреченно покачал головой.


Тсуна редко когда читал книги. Нет, читал он часто – приходилось – но гораздо с большим удовольствием он тайно покидал особняк вместе со своими друзьями и надолго пропадал в путанных лабиринтах семейного сада. Пусть и не так надолго как ему хотелось, ведь тайное скоро становилось явным. Реборн всегда находил его, где бы Тсуна ни прятался, и возвращал в особняк. Здесь и начиналось их вынужденное общение с книгами. Но, несмотря на воодушевленные монологи Реборна о непочтительном отношении к истории и прошлому своего народа, Тсуна большей частью пропускал все мимо ушей. Они читали и про яркий период пиратства, и расцвет рыцарства, но, как только перелистывалась последняя страница, вся информация оседала где-то на дне его головы и возвращаться отказывалась. Тсуна не мог заставить себя полюбить то, к чему его принуждали, как и не мог понять, зачем это ему все. Эти эпохи прошли, да и ему не особо хотелось их возвращения – пират и рыцарь в нем умерли самого начала, ведь он боялся воды и не любил поднимать на людей оружие. Да, может быть, однажды он разглядит в книгах что-нибудь интересное и начнет читать сам. Ага, может быть. Когда-нибудь.
Но сейчас в глубине души Тсуна даже пожалел, что знал ничтожно мало о турнирах. За окном кареты раскинулось огромное поле, полукругом окруженное наскоро выставленными трибунами. Обычно здесь тренировали лошадей, но Емитсу умудрился превратить обычное тренировочное поле в идеальное место для поединка за невероятно короткое время, и Тсуна с гордостью смотрел на развивающиеся флаги на ветру, высунувшись из окна кареты. Толпа, замыкавшая поле в круг, разом обернулась на грохот колес об дорожные камни и расступилась с громкими криками и счастливыми воплями – Тсуна тут же задернул шторы и откинулся на сиденье. Наследником по праву станет Занзас, так почему же люди так радуются его прибытию?
- Мне нужно найти Рёхея, - Тсуна спрыгнул на землю и огляделся.
- Я думал, ты хочешь найти Гокудеру, - Реборн усмехнулся, получив в ответ унылый взгляд. – Может, сначала поприветствуешь родителей и Кёко?
- Кёко?!
- Да, она тоже здесь. Вон там, разговаривает с твоей матерью.
Тсуна пробежался глазами по трибунам, но найти их оказалось очень легко. Для его семьи специально было выделено ложе с удобными креслами прямо по центру трибун для лучшего обзора. Закутанная в розоватый шелк светловолосая девушка радостно ворковала с его матерью – красивая как и всегда, но теперь эта мысль отдалась в сердце Тсуны совершенно другими эмоциями. После вчерашнего ему даже смотреть на нее стыдно.
- Нет, сначала поговорю с Рёхеем.
Люди облепили деревянное ограждение так плотно, что было невозможно пробиться, и Тсуна беспомощно заозирался по сторонам. На разных концах поля напротив друг друга стояли широкие шатры, и, судя по висящему рядом гербу его семьи, Рёхей был в одном из них. Тсуна заметил пустое пространство под трибунами и шмыгнул вниз, быстро перебираясь к шатру. Внутри оказалось не так шумно как он ожидал, лишь маленькие пажи бегали вокруг массивной лошади, беспокойно переругиваясь и пытаясь натянуть на нее гербовую попону. И неизвестно по какой причине за их работой следил не Рёхей, а Гокудера.
- Я только что собирался идти вас искать, - парень поднялся с корточек и вежливо поклонился.
Внутри неприятно дернуло и сдавило словно тисками, не позволяя дышать. Тсуна изо всех сил постарался придать себе невозмутимость и глубоко вдохнул, но выдох вместо спокойного получился судорожным, будто что-то и правда сдавило его горло. Тело отказывалось слушаться. И чем старательнее Гокудера отводил глаза, тем с большей вероятностью новый вздох грозил обернуться всхлипом. Неужели он действительно надеялся, что все изменится?
- Я думал, ты не придешь.
- Я же ваш оруженосец. И я не врал, когда говорил, что всегда буду рядом с вами.
Тсуне на секунду показалось, что они говорят уже не о турнире. Его так и подстегивало ответить, что по этому поводу думает он сам, и он уже было открыл рот, но в шатер залетел Рёхей. К счастью, иначе Тсуна сомневался, что не скажет лишнего – от случайной фразы стало так больно, что ядом защипало на языке.
- О, Тсуна!
- Ничего себе! Да тебя не узнать!
Рёхей довольно покрутился вокруг себя, хвастаясь начищенными и крайне тяжелыми на вид доспехами, облепившими его от плеч до бедер, яркой гербовой накидкой поверх доспех и коротким желтым плащом.
- Если ты упадешь, вот грохоту будет… - слабо улыбнулся Тсуна, поправляя крепление плаща. На ладони новоиспеченного рыцаря красовалось все то же кольцо с желтым камнем, притягивающее настолько, что не оторвать глаз. – Пожалуйста, сними кольцо.
- Нет! – Рёхей упрямо замотал головой и поднял руку. – Этой мой талисман.
- Сними говорю.
- Нет, Тсуна. Это единственный приказ, который я не выполню.
- Я прошу тебя, - пальцы неосознанно прошлись по потемневшему серебру и гладкой поверхности камня. Он действительно теплый или это игра воображения?
- Да и не могу я его снять! Он ко мне уже прирос, кажется.
Тсуна попробовал стянуть кольцо с пальца, но оно и правда намертво обхватило палец, не желая покидать своего хозяина. Он держался за него одну секунду, но нахлынувшие ощущение были настолько знакомыми, что закружилась голова. Мог ли он видеть это кольцо раньше?
- Эй, Тсуна, ты чего?
- Вы в порядке? Может, выйдем?
- Да выведи ты его на воздух, придурок!
- Без тебя знаю, торфяная башка!
Гокудера был слишком близко – забылся, трепетно обнимая за плечи и выводя задыхающегося господина из шатра, прижимался так тесно, что почти касался светлыми прядями чужой щеки. Только обернись и обними, ведь даже шага не разделяет. Обними так, чтобы не сбежал. Но вместо этого Тсуна неохотно вырвался из случайного объятия и уперся руками в собственные колени, пытаясь отдышаться и заодно прикрыть лицо, покрасневшее то ли от смущения, то ли от вдарившей в голову крови.
- Я в порядке, не волнуйся.
- Может, воды?
- Нет, спасибо. Я здоров как никогда, - Тсуна чихнул и выпрямился. – Ночью продуло, наверно.
Слова вырвались быстрее, чем он смог сдержаться, и на секунду ему показалось, что светловолосый парень кинул на него виноватый взгляд, но это случилось слишком быстро, чтобы быть уверенным. Гокудера уже стоял к нему спиной, выжидая.
- Нам пора идти, скоро начало.


Тсуна пробился в ложе, едва не пропустив самое интересное – маленький паж уже вовсю трубил в рог, призывая к началу – и бочком протиснулся к креслу, хотя пройти незамеченным не удалось, за что его наградил укоризненным взглядом крайне недовольный Емитсу. Извинения стремительно вылетели из его головы, когда сидящая рядом с матерью Кёко поднялась с кресла.
- Простите, я заняла ваше место.
- Нет-нет! – Тсуна отчаянно замахал руками, краснея от нелепой ситуации еще хлеще, чем вспыхнувшая Кёко.
- Но вы должны сидеть с вашими родителями.
- Все в порядке, я вот здесь сяду, - усевшись в кресло по левую руку от девушки, Тсуна вежливо улыбнулся.
- Ничего, милая, пускай посидит рядом с тобой.
- Зато так все будут знать о ваших отношениях, - бодро поддержал свою жену Емитсу, подмигнув сыну.
Тсуна мученически возвел глаза к небу и украдкой кинул взгляд через плечо. Его оруженосец ничем не показывал, что слышит этот неловкий разговор, и безразлично смотрел на поле.
- Нервничаете? – вежливо спросила Кёко, пытаясь разрядить обстановку.
- Так заметно?
- Да, вы ерзаете, - девушка приятно улыбнулась.
- Может быть, кресла неудобные, господин?
Тсуна не поленился обернуться и послать убийственный взгляд Реборну, который как ни в чем ни бывало стоял за его креслом с самой вежливой улыбкой на лице. И Тсуна бы даже поверил в его искренность, если бы не знал, что такая улыбка всего лишь одна из разновидностей ухмылок. Тем более советник стоял слишком близко к Гокудере, и это нервировало еще больше, чем начинающийся поединок.
- А ты как себя чувствуешь? – тихо спросил Реборн, чуть наклоняясь к стоящему рядом парню, пусть и знал, что их разговор подслушивают очень любопытные уши.
- Я в порядке. А почему я должен себя плохо чувствовать?
- Ну, знаешь…Ночи у нас холодные.
Гокудера медленно повернул голову и широко раскрытыми глазами уставился на него, но через секунду опомнился и быстро отвернулся, снова принимая безразличный вид. Реборн усмехнулся про себя – спрячешь глаза, но страх во взгляде никаким обманом не потопишь. Чем сильнее рвешься из сети, тем сильнее в ней путаешься, а выход у тебя под носом.
Убедившись, что Кёко заняла его подопечного ненавязчивым разговором, Реборн повернулся к полю, высматривая соперников. После повторного сигнала шатры как заколдованные одновременно распахнулись, выпуская вперед заключенных в тяжелые доспехи противников на лошадях. Они предусмотрели все правила и обычаи – одинаковая защита, открывающая только ноги, знамена на копьях, гербы на лошадях, но им настолько не хватало опыта, что это смотрелось больше как представление. Неуклюжее представление. Рёхей не совсем уверено держался за копье, иногда перевешивающее на разные стороны – только опытный человек заметил бы, что против воли парня – зато противник держал тяжелое оружие так, словно сражался на подобных поединках каждый день.
Тсуна вздрогнул, когда железные забрала с лязгом опустились, и заозирался по сторонам. Сражающиеся уже готовились стартовать. А он, кажется, так глубоко ушел в свои мысли, что и не заметил, когда соперников представили. Солнце слепило глаза людей и отражалось от доспехов, и больше всего Тсуну напугало осознание того, что выпало неудачное положение – солнце светило аккурат в лицо Рёхею.
- Неужели мы правда не могли без этого обойтись?
- Тсуна, пока ты ноешь, Рёхей отстаивает твою честь.
- Нужно было потребовать обычного поединка! Любому же ясно, что Луссурия знает, как сражаться!
- Люди Занзаса ни перед чем не остановятся, как и он сам.
Лошади сорвались с места, в жалкие секунды сокращая расстояние, но для Тсуны время текло как тягучий мед – медленно, с издевательской щедростью позволяя рассмотреть, как тяжело ударяются копыта и вспарывают землю в комья, а лошади бесстрашно рвутся вперед, несмотря на разделяющие их несколько сантиметров. И без перехода и предупреждения время вернуло свой ход так неожиданно, что происходящее показалось вспышкой. Луссурия резко вскинул руку, поворачивая тыльной стороной, и солнечный блик тут же отскочил от начищенных доспехов. Совершенно сбитый с толку, Рёхей инстинктивно прикрыл глаза ладонью и едва успел отклониться – вражеское копье прошибло шлем, легко сминая казавшееся прочным железо.
- Он специально это сделал! – Тсуна подскочил с кресла, тут же заглушенный криками толпы.
- Ты это никак не докажешь, - спокойно сказал Реборн, задумчиво рассматривая Луссурию.
Все и так было ясно: тот знал, что делает, и уже давно определился с тактикой. И если Тсуна верит, что поединок будет честным, сегодня его ждет много сюрпризов. Но разочаровавшись, он поймет всю серьезность намерений Занзаса, и, может, тогда-то он осознает, что есть вещи посерьезнее собственного нежелания.
- Здесь же есть судья, нужно сказать ему!
- Луссурия имеет право махать руками как ему вздумается, можно объяснить все тем, что он неосознанно ослепил его. Успокойся и смотри дальше.
Толпа взревела от удачного представления, и ее гул жутким звоном отозвался в помятом шлеме. Рёхей с облегчением скинул его и кинул на землю. Странно, звон никуда не исчез. Он провел рукой по уху и в недоумении уставился на размазанную по железной перчатке кровь. Надо же, еще легко отделался, мог бы вообще без башки остаться.
Рядом с лошадью остановился один из маленьких пажей и протянул новый шлем, но Рёхей только отмахнулся.
- Да ну его к черту, задолбала эта куча железа, - он развернул лошадь и поскакал обратно к месту старта, по пути обернувшись на своего соперника. – Эй, спасибо за помощь, а то эта штука только мешала.
- Что ты, всегда рад помочь, - с той же ядовитой вежливостью в голосе пропел Луссурия.
- Не расслабляйся, тебе просто повезло. Я тебя насажу как поросенка на вертел.
- Жду с нетерпением.
Рёхей проводил парня взглядом и развернулся на месте старта. На трибуне Тсуна что-то доказывал своему советнику и недовольно размахивал руками, и это бы даже повеселило, если бы не застывшее лицо сестры и ужас в ее глазах – он видел это даже отсюда. Он вообще не ожидал, что трибуны окажутся настолько близко, и Кёко увидит все прямо перед собой. Хотя ему вообще не хотелось, чтобы она приходила, но ее невозможно переубедить. Хуже всякого звона в ушах только видеть ее слезы, поэтому он должен побыстрее закончить поединок. И у него еще две попытки. Попасть в шлем или сбить.
Рёхей пришпорил лошадь и поудобнее перехватил копье, нацелившись сбить несмотря ни на что. Чертово солнце резало глаза, и Луссурия превращался в размытое пятно, поэтому Рёхей ударил наугад и, судя по реву толпы, попал. Острая боль прошибла предплечье прямо под искореженным металлом – он едва не выпустил поводья, рискуя вывалиться из седла, поэтому с силой вцепился ногами в лошадиные бока.
- Он же убьет его!
- Сядь, Тсуна.
- Я требую отмены поединка!
- Он защищает не только твою честь, но и свою, - Реборн посмотрел взбешенному парню в глаза и удовлетворенно улыбнулся, видя как ярость - удачное прикрытие страха - сменилась пониманием. Он перевел взгляд обратно, нахмурившись, когда Рёхей вернулся обратно в конец поля, придерживая правое предплечье. Это окончательно укрепило мысль Реборна, что у Луссурии четко выстроенная тактика, иначе он не целился бы в руку, держащую копье.
Потрепав лошадь по короткой гриве, Рёхей глубоко вдохнул. Это был его последний шанс. Это было больше похоже на бой с удачей, и, кажется, она не желала переходить на его сторону. Собственное тяжелое дыхание шумело в ушах, ветер бил в лицо, но не приносил прохлады – воздух обжигал легкие, а кровь, стекающая по руке, едва не кипела под нагретым железом. Но это ни в какое сравнение не шло с яростью, палящей его изнутри. Луссурия поднял копье, но оно внезапно накренилось вниз помимо воли хозяина, и Рёхей довольно ухмыльнулся, только сейчас заметив, что в прошлый раз все-таки попал. Железную пластину, едва защищающую бедро, взрезало тонкой полосой, и Луссурия морщился при каждом скачке лошади. А значит, это был тот самый шанс. Но в глазах резко потемнело и Рёхея внезапно выкинуло из седла – сцепив зубы, он выставил руки, чтобы не впечататься в землю, и едва не закричал от боли в предплечье.
- Кажется, сегодня не твой день, солнышко, - Луссурия остановил коня и склонился над проигравшим, переходя на шепот. – Хочешь, я стану твоим учителем? Тебе понравятся мои уроки.
- Пошел к черту, - процедил Рехей, - мы еще не закончили.
- О нет, мы закончили. Я сбил тебя, а значит, ты проиграл.
- Вы нарушили правила! – маленький пузатый судья, больше похожий на обильно украшенный торт, остановился рядом с Луссурией и задрал голову, хмуро уставившись на него.
- Это еще почему? Я сбил его на землю, а значит победил. И в первый раз я попал в его шлем!
- Нет, мы видели, что вы сбили его не копьем, а столкнули. Не нужно пытаться обмануть судей. Возвращайтесь к позициям.
Если не это знак свыше, то что тогда? Рехей с трудом поднялся с земли и прошел к своей лошади, одарив Луссурию тяжелым взглядом.
- Здесь закончилось твое везение. Сейчас ты на своей шкуре узнаешь, что такое проигрыш.
Рехей старался не смотреть на сестру, он ведь и так знал, какое у нее сейчас лицо. Конечно, она верила в него, и он не мог подвести ее, но в глубине души боялся, что не хватит сил. Стремление победить было безгранично, горело в венах, словно кровь оставляла за собой огненный след, и его почти трясло от желания зарядить копьем так, чтобы грохот в башке этого идиота было слышно даже на трибунах. Но сам он понимал, что может даже не удержать копье. Лошадь несла его вперед резвее, чем обычно, и это лишь распаляло еще больше. Буря эмоций топила собой боль, оставляя на поверхности лишь желание цели. И цель неслась прямо к нему в руки. Рехей крепче вцепился в копье и с силой замахнулся, издав животный рык – копье впечаталось в плечо соперника, сбивая с седла. Толпа взорвалась криками и аплодисментами, заглушая грохот доспехов Луссурии, крутившегося по земле словно камень, брошенный по поверхности воды.
- Слава Богу, - выдохнула Кёко, но Тсуна едва заметил ее возглас. Он стоял и аплодировал как и все, но внутри боролся с желанием сорваться с места и подбежать к Рёхею, прервав все эти объявления победителя и церемонии. И словно прочитав его мысли, Реборн кивнул вниз.
- Ты должен подойти к нему.
Впервые не сопротивляясь ненавистному слову «должен», Тсуна резво перемахнул через ограждение и подбежал к другу, не стесняясь расталкивать восторженных зрителей. Люди, заметившие Тсуну, притихли в ожидании что произойдет дальше.
- Э…поздравляю победителя, - Тсуна пожал парню руку и улыбнулся. Кажется, он впервые нормально вдохнул за все время поединка.
- Спасибо, - несмотря на все свои ранения, Рехей бодро улыбался. Но как только он перевел взгляд, улыбка сошла с его лица. – А с ним что?
Тсуна проследил за кивком и заметил Луссурию, по-прежнему лежащего на земле. Некоторые зеваки поглядывали на него, но все равно проходили мимо.
- Мне кажется, к нему должен подойти Занзас, как-никак они же…
- Не указывай что я должен, сопляк.
На секунду застыв, Тсуна заставил себя сбросить накатившее оцепенение – хриплый голос у самого уха будто придавил к земле. Он сквозь одежду чувствовал воплощение своего страха, равно как ярость, исходящую горячими волнами, почти прожигающую спину. Собрав все свои силы, Тсуна обернулся и неосознанно задрал голову. Кровавая муть его кошмаров.
- Все еще не терпится сдохнуть?
- Ч-что?..
- Слушай сюда, мусор. Если ты сам не откажешься от наследства, я задушу тебя твоими же кишками. Ты на глазах у всего города будешь хрипеть под моим сапогом. И ни один из дружков тебя не спасет.
Тсуна невидящим взглядом уставился в пустоту и внезапно вздрогнул от громкого лязга – Занзас подошел к своему подчиненному и с силой пнул ногой изрядно помятое железо доспехов, тут же покидая поле. Один из его людей подцепил Луссурию за ногу, волоча за собой по земле. Тсуна застыл, вслушиваясь в протяжный лязг и немея от ледяного ужаса – кажется, с таким звуком закрывают клетку.

Музыка:
Pete Murray – So Beautiful
Saving Abel – Addicted
Maja Keuc – No One

@темы: хроники шизобреталя-фиголога

---

Ненавижу болеть. Болею раз в пятилетку, но если угораздит то так глобально что сопли по стенам. Ррр...
Даже инет не радует. Зайдешь на дайри, а тут реклама каких-то трусов, ну ебаный стыд...

@темы: бредисловие, и на утро у меня вышла черепаха (с)

---

Название: Реальности.
Автор: Latishia
Бета: debby
Пейринг: разные по ходу сюжета. Основной – 5927 (2759, в частности)
Рейтинг: от G до NC-17
Жанр: своеобразное AU
Ворнинг: периодический ООС, остальное дальше – больше.
Размер: макси
Состояние: в процессе
Дисклеймер: пользуюсь, но всегда возвращаю Амано.
Саммари: Реально только то, во что веришь и что видишь. Но если ты чего-то не видишь, это еще не значит, что этого нет.
От автора: автор уныло окинул взглядом канон и обилие фанфиков в три предложения и решил с помощью вдохновителей с полными травой и грибами головами что-то создать. Планируется много, долго и запутанно.

Глава 7

Клинок застыл у уха тонкой сияющей полоской стали. Тсуна замер, но, получив недовольный взгляд, кинулся в сторону и попытался отбить чужой клинок своим, зажмурившись от пронзительного, холодящего кровь скрежета. Он бросился прочь, боясь обернуться, пусть и знал, что поворачиваться спиной равносильно самоубийству. Но противник уже нагнал его, и Тсуна тяжело сглотнул, слыша сбивчивое дыхание у уха и чувствуя тонкое лезвие, прижатое к горлу. Облегченный вздох сорвался с губ, когда оружие опустилось вниз, случайно срезая верхнюю пуговицу жилета.
- Ты мертв.
- Прости…
- Ничего, зато ты умотаешь любого противника. Я устал за тобой бегать, - Базиль тяжело навалился на спину брата, обнимая руками за шею. Приятная минута продлилась недолго – Тсуна снова поймал на себе недовольный взгляд Реборна и неохотно вырвался из теплых рук.
- Я просил не танцы, а дуэль, - Реборн поднял руку прежде, чем Тсуна успел возразить, и даже не попытался сдержать недовольство – нет, сам Тсуна привык к нескончаемым издевкам и своему состоянию, когда в присутствии советника было невозможно расслабиться. Может, все потому, что Базиль не говорил ни слова против, только улыбался при виде Тсуны, который сгибался все ниже от грозного взгляда человека, не имевшего права ему перечить.
- Мы уже час тут торчим!
- Мы попробуем еще раз, - Базиль взял брата за руку и отвел его обратно в центр зала под вежливый кивок Реборна.
- Сделайте милость.
Их окружал практически пустой зал, пугающий своими размерами и раздражающей тишиной. Только скрежет встретившихся клинков нарушал гнетущее безмолвие, эхом разлетаясь в высокий потолок. Реборн будто знал об этом психологическом факторе и том, как сильно это нервировало Тсуну, но так и продолжал молча сидеть в дальнем углу, едва различимый в полумраке. Было сложно различить, крутятся ли Тсуна с Базилем вокруг друг друга, или завертелись стены вокруг, образуя замкнутый круг. Это было одной из причин, почему Тсуна не любил вынужденные схватки с братом, - он едва уворачивался от многих атак, пытаясь вслушиваться в свое сбитое дыхание и не смотреть на зависшие немой угрозой доспехи и тяжелое оружие на белых стенах.
- Ты отвлекаешься, - мягко сказал Базиль и схватил удивленного брата за воротник рубашки, перекинув его спиной через свое согнутое колено и без труда поддерживая за шею. Тсуна с удивлением посмотрел на зависшее над ним лицо светловолосого парня и не смог сдержать виноватой улыбки – попался как ребенок.
- Твои волосы щекочут мне нос.
- То есть, тебя совершенно не волнует, что ты попался уже в четвертый раз за утро?
- Прости, никак не могу сосредоточиться, - Тсуна поднялся и встал напротив, выставив перед собой оружие. Базиль тут же принял вызов, толком не нападая и не отступая, лишь изредка лениво отбивал атаки и чуть отклонялся в сторону.
- О чем ты беспокоишься? Не смотри так, у тебя все на лице написано.
- Как думаешь, я могу избежать наследства? Этот Занзас меня в пыль сотрет…
- Можешь, - удивленный Тсуна с трудом удержал выскальзывающую их ладони рукоятку. – Но потом ты себе этого не простишь. Он ненавидит эту страну и ее людей. И за то, что он поставит их на колени, ты будешь винить себя. Свободу, которую ты так желаешь, ты проведешь в муках совести, - Базиль нахмурился, когда Тсуна внезапно остановился, едва успев защититься от атаки.
Вспомнился тот мальчик у ворот, его дрожащие губы и печальные глаза, и тот цветок, задыхающийся в дорожной пыли. И он так ярко представил этих улыбчивых и бесконечно преданных людей, втоптанных в грязь этим страшным человеком, что сомнений не осталось – история повторялась, а на его цветке теперь стояла нога Занзаса. Оставалось решить, хватило бы смелости заставить его сойти.
- Я понимаю твой страх, - Базиль говорил спокойно, зная, как действовал его мягкий голос на взволнованного Тсуну, - но ты боишься угрозы, даже не узнав, в чем она состоит.
Парень отступил на два шага и опустил руки, полностью открывшись.
- Смотри, - клинок снова поднялся в воздух, - ты ведь не знаешь, ударю я или нет.
Тсуна инстинктивно выставил оружие навстречу, пошире расставляя ноги для большей опоры.
- Расслабься, - Базиль улыбнулся, но руку опускать не стал. – Что будешь делать?
Как можно расслабиться, когда на тебя наставляют оружие? Тсуна стоял абсурдно близко к острому лезвию – уже даже не мишень, а самоубийца. Но Базиль по-прежнему улыбался, не меняя расслабленного положения, будто просто остановился, неловко вскинув руку. И Тсуна решил последовать его совету: расправил плечи, выпрямил спину и перенес вес на обе ноги, тут же поморщившись от напряжения, покидающего мышцы колючей дрожью. Он тратил слишком много сил на ненужную защиту, особенно, когда Базиль не предпринимал никаких действий. В сущности его незачем было бояться – обычный человек с оружием, как у него, и сам ничем от него не отличающийся.
- Ты не ударишь, - он пожал плечами и тоже улыбнулся.
Но Базиль внезапно сорвался с места и резко затормозил, когда клинки сошлись крестом прямо перед его носом. Напротив, потеплевший взгляд карих глаз снова превратился в осторожный. И теперь уже не напуганный.
- Ты защитился, хотя думал, что я не нападу. Для тебя угрозы не было, но когда она действительно появилась, ты справился с ней, - Базиль потрепал взъерошенные волосы брата. – Ты был бы отличным правителем.
- Тебе еще многому стоит поучиться у Базиля, Тсуна, - хмыкнул Реборн, напоминая, что он все еще здесь.
Тсуна бы даже не стал возражать, потому что действительно знал слишком мало, и хотел поблагодарить новоиспеченного учителя за такой урок, но светловолосый парень вдруг резко подался вперед, и Тсуна, не удержав равновесия, рухнул на пол.
- Но вот супругом ты будешь неуклюжим, - Базиль тихо засмеялся, когда Тсуна как ужаленный вскочил с места и быстрым шагом направился к двери, пытаясь скрыть раскрасневшееся лицо.
Реборн кивнул Базилю и пошел следом, даже не пытаясь скрыть широкую ухмылку, которую его господин даже не заметил, пока пытался убежать как можно дальше от внезапного напоминания.

- Ты знал! – обиженно кинул Тсуна, хлопая дверью собственной комнаты за Реборном. Кровать встретила его горой свернутого одеяла, которое он в спешке забыл убрать, но прохладная ткань не принесла облегчения – лицо горело до корней волос.
- Знал, - спокойно согласился Реборн и по-хозяйски уселся в мягкое кресло у окна.
- Знал и ничего мне не сказал! А я все думал, чего ты так ухмылялся, когда я вышел из кабинета отца.
- Тсуна, ты был в таком ступоре, что с тобой даже разговаривать страшно было.
Конечно, он был в ступоре. У него вообще было ощущение, что его кто-то со всей заботой приложил головой об стол. Прошлый вечер он провел запершись в комнате, может, понадеявшись, что странная новость останется между ним и родителями. И этими двумя девушками. И еще сотней людей, в которых гарантированно превратятся «две» хорошие подруги его мамы, собирающиеся приехать в их дом.
Тсуна уже с трудом понимал, чего боится сильнее, Занзаса или кандидаток ему в невесты. Занзас бы убил не раздумывая, а здесь…
На самом деле он просто не знал, как себя сегодня вести. Он ничего не понимал в правильных манерах, и уж тем более в обращении с девушками. Это он ценил в общении с Гокудерой и Ямамото - ему не приходилось думать, чего не стоит говорить, где улыбнуться и как смотреть – и все эти ритуалы, о которых ему придется сегодня помнить, он часто находил совершенно нелогичными. И это ужасно смущало. Ему было всего 15, и он совершенно не представлял, что за существа эти девушки, особенно если захотели выйти за него замуж. Хотя зная его маму, можно догадываться, каким она его описала…
- Понятия не имею, о чем с ними говорить, - пробурчал Тсуна, не поднимая лица от кровати.
- Я думаю, проблема не в этом.
Да, было в этом и что-то еще… То, что скребло внутри и отчаянно рвалось наружу, сопротивляясь. Он пытался унять жгучее чувство, и от этого только сильнее хотелось убежать прочь.
- Тогда в чем? Это все так странно… - Реборн весело наблюдал, как Тсуна нервно метается по кровати и никак не может найти себе место.
- Тебе нравится Гокудера.
Несколько секунд Тсуна просто открывал и закрывал рот, не зная, как прервать гробовое молчание. У него так и рвалось «Это не так!», «Что за чушь!», «Откуда ты такое вообще придумал?», но язык не повиновался, и тот самый беспокойный когтистый зверек облегченно вздохнул и свернулся клубочком, теперь только нервно виляя хвостом.
Парень тяжело вздохнул, но все-таки поднял глаза, правда, отказываясь вылезать из-под одеяла, в которое успел завернуться в приступе паники.
- Давно знаю, - ответил Реборн на молчаливый вопрос. – Раньше, чем ты можешь себе представить.
- Я думал, ты будешь смеяться надо мной, - пробурчал Тсуна, уткнувшись в собственные ладони.
- Ты сам знаешь, что в наше время это обычное дело. И никто не стал бы тебя обвинять, если бы только не твое положение.
Реборн вытряхнул своего смущенного господина из одеяла и, кинув беглый взгляд в окно, принялся копаться в сундуке. Тренировка с Базилем слишком затянулась, и времени до судного часа оставалось немного, поэтому долгий процесс переодевания пришлось ускорить. Тсуна послушно принял увесистую стопку одежды и со вздохом принялся одеваться – он никогда не понимал эти бесконечные слои тесной ткани, в которой еще и было слишком жарко, тысячи шнурков, в которых он постоянно запутывался. И чем быстрее требовал Реборн собираться, тем в больших узлах Тсуна оказывался.
- Кто-нибудь еще знает?
- Никто.
- И Гокудера? – робко спросил Тсуна и покраснел еще сильнее – ухмылка Реборна была язвительнее некуда.
- Даже если я ему скажу, он никогда не поверит.
- Но ты ведь ему не говорил? – он начал судорожно подбирать всяческие причины странному поведению Гокудеры, и, кажется, нашел одну, но все еще не хотел в это верить. Нет, Реборн не мог бы так поступить, он не настолько жесток.
- Не хватало мне еще вашей свахой работать.
Насчет жестокости он, конечно, погорячился… Но так Тсуне было даже спокойнее. Он действительно боялся, что однажды его друг догадается, – не говоря уже о том, что сам себе-то не до конца поверил – и вот тогда пропасть между ними стала бы и вовсе безграничной. Мало было просто себя сдерживать, когда они находились рядом. Тсуна даже не позволял себе мысли, действительно принятой мысли, что Гокудера ему нравился. И не только потому, что готов был отказаться от своих непонятных чувств, чтобы находиться рядом, но и…
В сущности, он не знал, нравится ли ему Гокудера. Он радовался его присутствию, редким улыбкам, недовольному и от этого такому забавному ворчанию, радовался, когда ловил на себе его взгляд. И от этой радости становилось только тяжелее, потому что стена его сдержанности превращалась в тонкую пленку – хотелось больше его касаний, которых Гокудера почти никогда себе не позволял, чаще видеть его глаза, дольше оставаться рядом.
Тсуна шел по коридору, задумчиво рассматривая висящие на стенах совместные портреты отца и матери. Может, идея о женитьбе не такая уж плохая? Может, эти девушки действительно настолько хороши, как их описывал отец? Тогда Тсуна перестал бы мучиться сомнениями и потом бы со смехом вспоминал о своих глупых терзаниях, радуясь уже улыбкам своей жены.
Но почему-то от этих самых правильных мыслей снова давило и рвалось из груди так, что до тошноты. Будто разрывало на части – если бы Реборн не шел за ним, он бы специально заплутал в коридорах и забился в углу, где-нибудь в темной забытой комнате, чтобы никто не нашел и чтобы уже успокоилось.
Снизу на него смотрели глаза Гокудеры.
- Добрый день, - оруженосец дождался, пока его господин спустится, и вежливо поклонился.
«Спрячь меня. Спрячь и к черту все. Ты только будь.»
- Привет. Ты давно здесь?
- Да, твой брат сказал, что у него есть какие-то дела, и попросил последить за приготовлениями, чтобы никто ничего не напутал, - Гокудера подозрительно посмотрел на Тсуну, тот почему-то отказывался поднимать глаза и старательно отводил взгляд, - Что-то случилось?
- Нет, все нормально, - Тсуна стер пот со лба и постарался улыбнуться. Но, судя по настороженному взгляду его друга, вышло не очень. – Сколько у нас еще времени?
- Два часа.
- Будешь со мной?
- Да, конечно. Базиль же попросил меня остаться.
Тсуна замотал головой. Все, пора прекращать нести чушь и уже брать себя в руки.
Еще два часа.


По залу суетливо бегали служанки, едва не сбивая друг друга, и заканчивали приготовления – то поправляли цветы в вазах, то проверяли, все ли свечи горят на канделябрах, то переставляли огромные подносы. Заканчивать уже было нечего, в зале царил идеальный порядок, но как только девушки расходились по своим местам, через секунду снова слетались как мухи, чтобы поправить лепесток у цветка, стереть невидимое пятно на ручке двери или в сотый раз смести несуществующую пыль с ковра у входной двери.
Эта беготня наводила только еще большую панику на Тсуну. Гокудера рядом сохранял невозмутимость, неизвестно, то ли из-за того, что видел, как его господин нервно теребит край своей рубашки, то ли ему было просто все равно.
Тихое щелканье часовых стрелок казалось оглушительным грохотом. Или это кровь от волнения так шумела в ушах. За дверью уже было слышно ржание лошадей, а родители до сих пор не спустились, как будто специально оставили сына разбираться в одиночестве.
Что он сейчас скажет? Как поприветствует? Нужно ли с ними знакомиться или их познакомят? А вдруг он ляпнет что-то не то?
Тсуна неожиданно для себя вцепился в руку стоящего рядом друга и крепко сжал узкую ладонь. Так было ощутимо легче, словно давящее камнем волнение поделили надвое. Пусть он все еще не мог отвести взгляд от входной двери, в нескольких шагах от которой застыл, не в силах сдвинуться с места, зато он не видел глаз Гокудеры, широко распахнутых от удивления. Такого удивления, что он даже не подумал одернуть руку, позволяя сжимать свою ладонь.
Так было ощутимо легче еще и потому, что Тсуна почувствовал себя так, будто дождался того, чего ждал весь это день, пока пытался унять свое волнение. Ему достаточно было руки Гокудеры, чтобы поверить, что тот не уйдет.
- Знаешь, я ведь совсем не хочу жениться.
- Твой отец не допустит, чтобы ты и от женитьбы отказался.
- Знаю, - Тсуна вздохнул и, наконец, повернулся к своему оруженосцу, улыбнувшись. – Я рад, что ты рядом.
Двери распахнулись, и Гокудера тут же одернул руку, но Тсуна не успел подумать почему – то ли потому что зал быстро заполнился людьми, то ли потому что Тсуна снова ляпнул что-то не то, - ведь он внезапно остался один напротив толпы незнакомых людей.
- Савада! – Тсуна едва не свалился под тяжестью чужого тела. Человек навалился на него из ниоткуда и навалился довольно ощутимо – всем весом и крепко обнимая за плечи. Он слишком хорошо знал эту беспардонность, сумасбродство и отсутствие каких-либо границ, чтобы пугаться или удивляться или думать, кто же это мог быть. Знал он и то, что произойдет дальше. Знал так хорошо, что уже мог предсказать с точностью до слова.
- Убери свои ручищи, торфяная башка! – конечно же, Гокудера принялся оттаскивать слишком буйного гостя. Так случалось практически постоянно, стоило этим двоим столкнуться. Иногда даже казалось, что довести обоих до точки кипения может любая мелочь, а сейчас просто подвернулся удачный повод, и в таких случаях главное было успеть пресечь перебранку в самом начале, пока эта точка кипения не обернулась извержением вулкана. Тсуна бы даже махнул рукой и дал этим двоим «поприветствовать» друг друга, но подозрительный треск воротника и все еще навалившийся на него Рёхей несколько насторожили.
- Рёхей, задушишь же! – выдавил Тсуна и закашлялся, когда светловолосый парень от него отцепился с самым недоуменным выражением лица. – Ты что тут делаешь?
- Как что? Я сестру привез тебе сватать! – парень светился такой гордостью, что Тсуна внутренне содрогнулся. Кажется, на земле не было человека, который бы не верил в то, что Тсуна будет идеальным мужем.
Он хотел убедить Рёхея, что его слепая убежденность обернется ему боком, и не стоит быть настолько рисковым, чтобы отдавать родную сестру замуж за такого как он, но слова застряли в горле, потеряв смысл по пути.
Рёхей отошел в сторону и пропустил двух красивых девушек вперед. Тсуна открыл рот, заворожено наблюдая, как они элегантно приседают перед ним, и быстро опустил глаза на дрожащий светло-розовый и молочно-белый шелк пышных платьев.
- Хару Миура и Кёко Сасагава, - довольно протянул Емитсу и встал рядом с Тсуной, слегка подтолкнув его для ответного поклона.
- Я очень…р-рад.
В их доме всегда было полно женщин и совсем молодых девушек, и Тсуна уже давно привык к их постоянному присутствию, но сейчас не знал, куда прятать лицо, горевшее ярче маленькой красной розы в волосах у темноволосой девушки. И он никогда не понимал, к чему были эти огромные платья, мешающие ходить и шуршащие тысячью слоев при каждом шаге. Но о его новых гостьях так не подумалось. Напротив, их платья казались легкими и воздушными, издавая почти неслышный шорох при движениях.
Тсуна открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл, когда столкнулся взглядом с Кёко. Он не смог бы сказать, кто из девушек красивее, но в ней было что-то особенно привлекательное, – нежная улыбка и теплые понимающие глаза – и она смотрела так, будто действительно понимала все его сомнения и метания. Словно читала в его мыслях о том, как не мог решиться, внутренне протестовал – и зачем? - против решения отца, с содроганием ждал знакомства и думал, какая же она все-таки красивая… Тсуна поспешил отвести взгляд, почему-то испугавшись, что она действительно может это сделать.
Гости разошлись по залу и оживленно загудели, не обращая никакого внимания на заигравшую музыку. Тсуна на ватных ногах подошел к столу и жадно припал к бокалу с водой. Все-таки в этикете были свои плюсы – ему бы никакой смелости не хватило сейчас подойти к ним и поговорить.
- Неплохой выбор, да? – от слов Реборна Тсуна еще больше уткнулся в бокал. – Расхотелось остаться холостяком?
- А что я им скажу? – невпопад спросил Тсуна, с надеждой уставившись на советника. Но мужчина пожал плечами и, оттолкнувшись от стены, ушел прочь, позволив господину самому справляться со своими проблемами.
- Сейчас и придумаешь.
Тсуна обернулся, едва сдерживая себя в руках, - сколько уже можно было издеваться над ним, дразнить и тут же исчезать как ни в чем не бывало! – но чуть не выронил бокал, когда перед ним вдруг возникла Хару.
- А я пришла составить тебе компанию! – весело сказала она.
Хару была гораздо больше похожа на сестру Рёхея, чем Кёко. Полное игнорирование правил и глаза, горящие нескрываемым восторгом; хотя она должна была скромно дожидаться, пока Тсуна сам не подойдет, стыдливо опускать глаза при его появлении и мало разговаривать. Все «должна», которые до этого дня прочно сидели в голове Тсуны, и представления, из-за которых он тщательно следил за своим поведением, рухнули за одну секунду, как только эта странная девушка возникла перед его глазами.
- Э…здорово, - он быстро оглядел людей в огромном зале, в надежде окликнуть кого-нибудь и позвать на помощь.
- Тебе скучно? Мне вообще-то тоже не нравится, когда много незнакомых людей. Но, кажется, тут скоро будет интересно, и я тут подумала…
Тсуна поднял глаза вверх, только бы не смотреть на его новую и крайне болтливую знакомую, которая не собиралась замолкать, очевидно, пока не кончится словарный запас, и принялся задумчиво рассматривать витиеватое кованое железо канделябров и золотистый узор на тяжелых красных шторах, только бы отвлечься. Но случайная фраза Хару обернулась предсказанием, и внезапно стало даже чересчур интересно.
Дверь распахнулась будто от сильного ветра и с силой громыхнула об стену, освобождая дорогу пяти незнакомцам и двум слишком хорошо знакомым людям, о знании которых Тсуна бы с удовольствием забыл. Но судьба не делала таких подарков, и ему оставалось только с ужасом наблюдать, как они быстро разбредаются по залу, выделяясь черными одеждами в празднично-одетой толпе словно вирус.
- Прости, я сейчас, - пробормотал Тсуна, оставляя девушку за собой, и кинулся на поиски отца.
Искать долго не пришлось – испуганные люди быстро расступались перед странными мрачными гостями, и Тсуна тут же увидел Емитсу. Тот все еще стоял в конце зала рядом с какими-то важными шишками и, к удивлению, не предпринимал никаких действий, только следил за каждым шагом Занзаса и смотрел настороженно и слегка недовольно.
- Что они здесь забыли? – воскликнул Тсуна, но тут же перешел на шепот, когда испуганные взгляды гостей устремились на него. – Разве ты их приглашал?
- Конечно, нет.
- Тогда почему мы не прогоним их?
- Они имеют право придти. Тем более раз Занзас…сын Девятого, - процедил Емитсу. Тсуна прикусил губу, чтобы не ляпнуть лишнего. Отцу и так было тяжело принимать эту ситуацию.
- А если он что-нибудь сделает?
- Выставим их. Заодно будет повод дать по ушам, - Емитсу подмигнул сыну и снова уставился на Занзаса. – Но пока он ничего не предпринимает, поэтому ведем себя как обычно.
Мужчина снова расплылся в добродушной улыбке и вышел в центр зала, громко захлопав в ладоши. У него отлично получалось вести себя «как обычно», но у Тсуны поджилки тряслись от одного вида Занзаса, пусть тот еще не заметил его. И судя по тому, как его глаза недовольно обшаривали зал, он кого-то искал. Тсуна искренне понадеялся, что не его, и собрался бежать, но Реборн положил руку ему на плечо, ненавязчиво толкая куда-то в толпу.
- Не суетись.
- Ты их видел?!
- Видел. Будешь истерить и метаться - они тебя тоже увидят, - Реборн по-прежнему вел его куда-то, аккуратно расталкивая людей.
- Он все равно найдет меня, с ним же еще какие-то люди. И еще этот длинноволосый парень. И…
- Тут слишком много народу.
- А если он подойдет?
- Сделай так, чтобы он не мог подойти.
- Как?
- Госпожа Кёко, мой господин изъявил желание с вами потанцевать.
Тсуна внезапно понял, что весь их разговор судорожно придумывал план побега, и совсем не заметил, как они остановились. И тем более не заметил, что Реборн стоял, склонив голову перед светловолосой девушкой, а сам Тсуна как истукан замер перед ней, не понимая что происходит.
- Мой господин ведь хочет потанцевать? – мужчина повернулся к нему и улыбнулся, но обычно такая улыбка не приводила ни к чему хорошему.
- А…э…да, - промямлил Тсуна и несмело протянул дрожащую ладонь, которую Кёко без раздумий приняла.
Многие гости уже выстроились в две колонны, готовые к танцу, и Тсуна возвел глаза к небу, надеясь, что с потолка обрушится везение или он провалится в пол от стыда. Он поймал взгляд Занзаса и содрогнулся – всё, либо его убьют, либо он прикончит Реборна, как только доберется до него. Но что-то в выражении лица Занзаса было не так. Не только злость, но и…досада? Тсуна обернулся и обнаружил, что две линии танцующих окружал плотный круг остальных гостей, и теперь Занзас ничего не мог сделать. Разве что только вмешаться в танец и поднять панику у людей, но тогда его действительно выставят из особняка. Видимо, такая тень на репутацию перед самым наследием была ни к чему даже для такого как он. Стоило бы поблагодарить Реборна за то, что он спас его шкуру, пусть и решил не предупреждать, что это пройдет таким необычным способом. Только как разбираться с последствиями осталось загадкой – танцевать он не умел. А люди вокруг уже начали танец, и Тсуна постарался двигаться одновременно с остальными. Хотя он был готов поспорить, что его скованные движения и отставание от других сейчас были главным предметом для насмешек. Но постепенно стерлись глаза Занзаса, влилась музыка и осталась только Кёко с ее ласковой улыбкой и плавными движениями рук. Тсуна никак не мог перестать волноваться и все боялся, что сейчас она заметит его влажные ладони и с отвращением отдернет руки. Но она продолжала танцевать – плыть словно облако в своем воздушном платье – вокруг него, и Тсуна млел от касаний мягких кружев на рукавах и нежной кожи пальцев. Это было новое, совершенно незнакомое ощущение, и он вдруг заскучал по тем мелочам, незаметным ранее, но ставшим такими родными. Может, это было глупостью или обычным страхом перед новыми эмоциями или это снова та странная мутная тяжесть. Его почти тошнило от того, что он никак не мог собрать головоломку, и, кажется, нашлась нужная деталь, центр его паззла, но так сложно было решить, какой стороной повернуть.
- С вами все в порядке? – спросила Кёко, подбирая складки платья и чуть приседая.
- Э…да, а что? – Тсуна растерянно посмотрел на девушку, обнаружив, что она только что сделала реверанс, да и остальные люди прекратили танцевать, и быстро поклонился. Конечно же, его промах заметили все, считая отца, который недовольно покачал головой.
- Мне кажется, вас что-то беспокоит.
Люди начали разбредаться в стороны, и Занзас тут же зашагал в центр зала, расталкивая всех, кто стоял на его пути.
- Простите, я вынужден вас покинуть, - Тсуна кивнул, пусть и смотрел только на крайне взбешенного парня, который стремительно приближался к ним и теперь уже точно был готов оторвать ему голову. И судя по взгляду, он это сделает, даже если вокруг столько свидетелей. Поэтому Тсуна со всех ног побежал прочь от Кёко, судорожно ища глазами возможный выход. Он вздрогнул от неожиданности, когда чья-то рука схватила его за рукав и резко дернула в сторону.
- Надеюсь, однажды тебе все-таки надоест бегать, - Реборн хмыкнул и толкнул трусливого господина в узкий проход в стене.
Перед глазами медленно качнулись тяжелые шторы, полностью закрывая обзор и отрезая его от мира танцующих и веселящихся людей. За спиной шумело море, и единственным источником света теперь была взошедшая на небе луна.
Да если бы он только вспомнил о таком убежище! Нет, конечно, он не смог бы прятаться здесь весь вечер, родители рано или поздно нашли бы его, тем более они частенько выходили сюда пить чай. Но для того, чтобы переждать буйство Занзаса, это было идеальным местом.
Обернувшись, Тсуна обнаружил, что место уже было занято. В конце небольшой площадки, навалившись на перила ограждения, стоял Гокудера – едва различимым силуэтом на фоне почерневшего буйного моря.
- Я и не знал, что ты тут, - и не знал, как скрыть облегчение в голосе. Только сейчас, оказавшись рядом с другом, Тсуна чувствовал себя так, будто глотнул свежего воздуха, до этого запертый в тесной коробке. Запертый своим стыдом, страхом, паникой, странными и внезапными потерянностью и непониманием – и один. Сейчас смог расправить плечи, но тут же поежился от холодного морского ветра. Смотреть на Гокудеру было еще холоднее – парень стоял в рубашке, расстегнутой до груди, словно холод его ничуть не беспокоил.
- Я давно здесь, - сказал Гокудера, по-прежнему уставившись вперед.
И Тсуна невольно залюбовался, осмелев от такой возможности просто смотреть, когда не смотреть было невозможно. Ночью Гокудера выглядел совсем по-другому, также незнакомо как тогда, когда вез на своей лошади с дворца Девятого – Тсуна знал только «дневного» Гокудеру и сейчас понял, что это совершенно другой человек. Ночью тот смело подставлял лицо ветру, раскрываясь в своей свободе. Тсуне смертельно хотелось поймать пальцами разлетающиеся пряди светлых волос, провести ладонью по складкам рукава, собранного до локтя, и вниз по предплечью. Или стать ветром, который проникал под его рубашку и ерошил волосы. Хотелось настолько, что сводило все тело. Это было совсем не похоже на то неприятное чувство тревоги и терзаний, сейчас это было почти приятно – томило и плавило.
- А я даже не заметил, как ты ушел, - выпалил Тсуна, только сейчас заметив, что молчание затянулось.
- Конечно не заметил, ты был занят курицами, которые заглядывают в твой карман.
- Гокудера, нельзя же так.
- Мне без разницы, это тебе жениться.
- Я не хочу, - беспомощно выдавил Тсуна. К его радости, Гокудера, наконец, повернулся, но его реакция была совсем не той, какую он ожидал.
- Ты всем говоришь, что не хочешь, но это не мешает тебе обхаживать их.
- Я не могу по-другому. Но я не хочу жениться, - Тсуна вцепился в его предплечье как за последний шанс, что его поймут, помогут, просто выслушают. Будто он мог передать свою тревогу, свою беспомощность и эти терзающие чувства, рвущиеся из него каждый раз, как он видел его глаза. Чувства, которые Тсуна не мог понять и от которых не мог избавиться. – Меня словно приперли к стенке, а мне нужно что-то другое, и я запутался… Я не знаю, как мне выбраться из этого. Чтобы ты сделал?
- Послал бы всех к черту.
- Ты серьезно? – удивленно спросил Тсуна
- Зачем ты вообще меня спрашиваешь?! – парень попытался одернуть руку, но Тсуна крепко вцепился в его рукав. – Как ты не понимаешь, мое мнение не должно для тебя ничего значить!
- Но оно значит и значит очень много, - Тсуна хотел подойти ближе, но его руку тут же откинули.
Снова был этот взгляд – успокаивающий и жалостливо-добрый. Гокудера сжал кулаки, чтобы не сорваться на крик.
- Ты сам-то не можешь решить чего хочешь!
- Я знаю…
- Вот и определись наконец! – кинул Гокудера и, перемахнув через ограждение, быстрым шагом двинулся в сторону моря.
Он снова убегал. Помимо непонимания Тсуну теперь терзала едкая обида, и он разрывался между тем, чтобы догнать друга и объясниться – объясниться во всем, выложить странные чувства и понять его внезапную злость – или последовать его совету и определиться. На этот раз его выбор определил грохот разбитой посуды и сотня шокированных возгласов, донесшихся из особняка.
Тсуна поспешил в зал и, пробравшись сквозь толпу, замер столбом от удивления перед необычной картиной. Люди в ожидании чего-нибудь интересного столпились перед Рёхеем и незнакомым Тсуне парнем со странным цветом волос и в чересчур яркой одежде под черным котарди до колен.
- Ты оскорбил моего господина!
- Твой господин обычный самозванец! - Рёхей пытался перекричать возмущенный визг незнакомца, и с каждой их фразой голоса становились громче, гремя на весь зал.
- Он сын Девятого!
- Не знаю, кто его подкинул Девятому, но законный наследник Савада!
Толпа задохнулась от ужаса, когда Рёхей неожиданно получил пощечину.
- Я вызываю тебя один на один.
Тсуна хотел закрыть лицо руками, но появившиеся из ниоткуда две одинаковые и уже слишком знакомые девушки вынудили его передумать. Он и так не заметил, как они проникли в зал, и уж тем более не хотел пропустить то, зачем они вообще сюда пришли. И, кажется, не он один не заметил их появления.
- Все присутствующие являются свидетелями и могут подтвердить наличие причины, - одна из девушек повернулась к Рёхею. – Вы принимаете вызов?
- Конечно принимаю!
- Какого черта вы тут забыли?! – закричал Емитсу.
- Мы одобряем поединок как лица, приближенные к Девятому, - механически ответила другая и отвернулась от крайне разозленного хозяина дома. – Луссурия, выбирайте место и оружие как вызвавший.
- Никакого оружия, рыцарский конный поединок.
- Вы что, с ума сошли?! Такое уже сто лет никто не проводит! – неожиданно для себя Тсуна сорвался и закричал почти так же громко, как только что его отец.
- Мне плевать, это мое требование, - самодовольная ухмылка Луссурии тут же исчезла, когда он получил ответную улыбку Рёхея, ничуть не смущенного таким странным выбором поединка.
- Принимается.
- Господин, вы не против? – Луссурия обернулся, с надеждой воззрившись на Занзаса, но тот только хмыкнул и двинулся к выходу из зала.
Тсуна даже не сомневался, что не сможет отделаться так просто, и действительно получил многообещающий взгляд, полный ненависти и жажды убийства, от Занзаса, прежде чем тот скрылся за дверью, сопровождаемый своими подчиненными, собравшимися так же быстро, как пару часов назад разбрелись по залу.


События прошлого вечера теперь стали не просто предметом для сплетен, но и очередной головной болью. Нет, конечно, Тсуна серьезно волновался за Рёхея, которого, судя по всему, совершенно не волновал поединок, никогда не встречавшийся ему в жизни, но больше нервировало другое. Тсуна проснулся, тут же получив радостную новость: Емитсу взял всю ответственность на себя и отправился распорядиться приготовлениями. Но, конечно же, не смог оставить сына без дела, свалив на него незначительные, по его мнению, мелочи. Вряд ли отец мог так сказать, но Тсуне посчастливилось проснуться слишком поздно и принять поручение от Реборна, особого любителя поиздеваться. Так что Тсуна бы даже не удивился, узнай он, что отец вообще ни о чем не просил. Но поручение требовало выполнения, и Тсуна со вздохами играл роль примерного сына.
Небольшая садовая аллея привела его к большой конюшне, которую невозможно было увидеть из окон особняка из размашистых крон деревьев. Море осталось на другой стороне и оглушило эту часть двора – даже несмотря на легкий шелест листвы и приглушенный топот копыт из конюшни, создавалось ощущение, будто заложило уши. Тсуна осторожно приоткрыл ворота, боясь нарушить приятную тишину, и ступил в темноту. В плечо что-то ткнулось, и он чуть не подскочил от удивления. Черная морда фыркала ему в шею с совершенно невозмутимым видом, поэтому Тсуна решил не обижать ласковое животное и приобнял за шею, прижимаясь щекой к гладкой шерсти.
«Если бы твой хозяин также не убегал от меня», - подумал он и улыбнулся, когда конь фыркнул, словно соглашаясь.
Около дальних стойл что-то громыхнуло, и послышался протяжный хриплый стон словно человеку было. Тсуна настороженно всмотрелся в темноту, но ничего не смог разглядеть, и медленно двинулся к источнику звука. Кто бы это ни был – ему изрядно досталось.
Тсуна выглянул из-за деревянного ограждения и застыл, хватая ртом воздух. Нет, больно им точно не было, скорее наоборот. Перед его глазами на крупной бочке с водой сидел его казначей, – всегда застегнутое до горла черное котарди теперь было расстегнуто и спущено с плеч – а между его бедер устроился другой человек, свободно гуляющий руками под его рубашкой. Лицо было спрятано в изгибе шеи брюнета так, что не узнать. Но Тсуна слишком хорошо знал этот растрепанный блондинистый ежик, какого не было ни у кого в этом доме.
Тсуна никогда не видел Хибари…таким. Видел собранным и пугающе серьезным, но никогда не видел, чтобы он так терзался своими желаниями – тянул за светлые волосы и почти рычал, пытаясь оттолкнуть, но одновременно сжимал ногами бедра блондина и не успевал ловить свои протяжные стоны, предательски срывавшиеся с губ. Тсуна не знал, сколько бы смог простоять вот так, завороженный соблазнительной картиной, если Хибари вдруг не распахнул глаза и не уставился прямо на него.
- Каваллоне, мать твою, - Хибари оттолкнул блондина с такой силой, что тот свалился в сено, и, быстро соскочив с бочки, прошел мимо Тсуны, по пути подарив убийственный взгляд, разом заставивший Тсуну пожалеть о том, что зашел в неподходящий момент.
- Привет, Тсуна.
- Привет, - Тсуна тут же покраснел, но все-таки подал руку, чтобы вытащить парня из сена. – Я не знал, что вы с Хибари…ну…
- Ага, мы с Хибари, - широко улыбнулся Дино, видимо, очень гордый собой. – Ты меня теперь уволишь?
- Конечно, нет, - «Иначе Хибари подумает, что я всем рассказал и забьет меня до смерти», - пронеслось в мыслях Тсуны, и он тут же потряс головой.
- Спасибо, - блондин просиял, - я знал, что наша дружба тебе важнее.
- Нет, просто искать нового конюха довольно проблематично, - Реборн пропустил вперед Рёхея и прислонился к стойлу.
- Реборн!
- А ты вместо того, чтобы языком чесать, обсудил бы дела.
- Мне экстремально нужна лошадь! – прокричал Рёхей в своей обычной манере, не позволив Тсуне и слова вставить, и с силой стукнул кулаком по стойлу, да так, что крепкие доски затрещали.
- Сейчас что-нибудь подберем, - задумчиво пробормотал Дино, осматривая нетерпеливого парня.
Будто бы он тоже мог чем-то помочь, Тсуна принялся осматривать Рёхея и вдруг заметил массивное кольцо из темного серебра с большим желтым камнем.
- Только, Рёхей, пожалуйста, сними это кольцо перед поединком.
- Я не могу, это мой талисман!
- А вдруг зацепишься? Ты же не хочешь поединок проиграть?
- Все равно не сниму!
- Ого, вам для поединка? – удивился Дино. – Тогда надо бы коня покрепче.
- Ладно, они сами здесь разберутся, - Реборн кивнул Тсуне на дверь, и парень послушно вышел за ним из конюшни.
После пропахшей старым влажным деревом конюшни морской воздух резко вдарил в нос так, что у Тсуны закружилась голова. Это было слишком знакомое ощущение - нить, которая никак не позволяла себя ухватить. Море, жара, дерево, чей-то запах, белый широкий всполох над головой… Он оперся плечом о ближайшее дерево, а когда поднял голову, поймал на себе настороженный взгляд темноволосого мужчины.
- Что с тобой?
- Нет, все нормально. Голова вдруг закружилась.
Реборн еще секунду пристально смотрел на растерянного парня, но потом хмыкнул, подталкивая его на широкую поляну за деревьями. Тсуна протер глаза и осмотрелся – его брат стоял перед ним с двумя клинками в руках и как всегда приветливо улыбался.
- Ну и поспать же ты, Тсуна, - Базиль подмигнул и передал второй клинок брату.
- Из-за того, что Тсуна безбожно проспал большую часть дня, сегодня надо ускориться, - отчеканил Реборн и отошел в сторону, снова прячась в тень теперь уже крупного дерева. – Сходитесь.
Базиль с улыбкой кивнул в свою сторону, приглашая атаковать первым, и Тсуна решил оставить свою вежливость на следующий раз, ринувшись на брата.
Что-то было не так. Тсуна никак не мог сосредоточиться и удержать клинок в руках, рукоятка выскальзывала из рук, и он блокировал удары в самый последний момент. Ни один из обманных маневров не проходил, и через секунду он уже лежал на земле, а сверху на него смотрели обеспокоенные глаза брата.
- Ты себя плохо чувствуешь?
- Вроде нет, - Тсуна встряхнул светло-каштановыми волосами и поднялся, - Сам не пойму, что со мной.
- Еще раз, - скомандовал голос издалека.
Тсуна прикинул вес клинка в руке и поудобнее перехватил его ладонью. Противник стоял перед ним, как всегда выставив оружие вперед, оставалось только решить, кинуться ли напролом или дождаться пока он откроется.
«Да определись же ты наконец!»
Тсуна резко кинулся вперед, стараясь не зажмуриться от волнения, и замахнулся клинком. Он принял правильное решение, потому что Базиль едва успел выставить защиту, но Тсуна не удержал оружие, и лезвие с ужасающим скрежетом соскользнуло по чужому клинку, едва не полоснув по бедру Базиля.
- Прости, Базиль, я не смог удержать его! – Тсуна вцепился в рукав парня, напуганный еще больше, чем он.
- Все нормально, ты меня не задел, - светловолосый парень ободряюще улыбнулся, пусть в глазах все еще плескался страх. Кажется, он действительно испугался. – Тут и моя вина, я расслабился.
- Он для тебя слишком тяжелый, - Реборн неспешно подошел к ним и кивнул на сияющее от солнца лезвие, утонувшее в траве.
- Наверно, надо подобрать другое. Иначе в следующий раз я могу снова не удержать и… - Тсуна сглотнул, решая не думать о том, что может быть тогда.
- Твой оруженосец Гокудера, попроси его подобрать тебе нормальное оружие.
- Хотя, в общем-то, я могу обойтись и так…
- Тсуна.
Реборн смотрел своим фирменным взглядом, принуждающим и непреклонным, потому что все было и так ясно – Тсуна хотел сбежать. Или наоборот, под любым предлогом остаться здесь, только не видеться со своим оруженосцем. Особенно после вчерашнего вечера ему не хотелось снова увидеть в его глазах обиду, которой сам Тсуна никак не мог найти объяснения. Но это не мешало ему чувствовать себя виноватым.
- Вам все равно нужно поговорить, - парень понимающе опустил голову, то ли соглашаясь, то ли вконец отчаявшись, - ты ведь сам видишь, что так больше продолжаться не может.
- Вижу…
- Так иди и ему покажи.


Они не так часто разговаривали, но когда им везло получить хотя бы минутку на пустую болтовню о каких-нибудь мелочах, это действительно было приятно. В глубине души это было вдвойне приятно, когда он просил не говорить с ним в официальном тоне, и тогда Гокудера тихонько благодарил его про себя. Так тихо, чтоб самому себя не услышать, иначе ядовитая волна стыда за такое непозволительное отношение к господину захлестнула бы его с головой. И все его проблемы вязли в одном болоте. Каждый раз как он пытался довериться и не оборачиваться на свои параноидальные тревоги, что-то все равно начинало идти не так. Ему было страшно оттого, что их отношения слишком быстро переходили грань, и он не успевал замечать, когда начинал таять в слишком теплом взгляде или слишком доброй улыбке. Эти «слишком» пугали его и…почему-то злили. Действительно злили до клокочущей обиды. Он не мог объяснить, но стоило сорваться, и он получал только этот самый взгляд и виноватое выражение лица. И уже просто не мог себя остановить. И успокаивался, приходя в себя уже вдали от остальных, с привкусом металла на языке и покусанными губами. Потому, когда возвращался рассудок, он тысячу раз обвинял собственный эгоизм. Ведь…ему где-то там было плохо.
- Я не вижу никаких поводов для беспокойства.
Ямамото сидел рядом с ним, перебирая в руках влажный песок. Почему-то этот идиот стал единственным, с кем он мог поговорить о Тсуне. Может, дело как раз было в том, что жизни их обоих были связаны только в одном – Тсуне. Тем, кто был не «господин Савада», а «Тсуна». Родной человек со смеющимися глазами.
- Ты просто не видишь этого. И меня это так злит, что я не замечаю, как начинаю срываться.
- А по-моему, ты наговариваешь.
Очень часто Гокудера жалел, что нехотя сделал человека, с которым не имел ничего общего, тем, кому он мог хоть чуть-чуть открыться. Их мнения почти всегда отличались, и зачастую Гокудера в итоге чувствовал себя полным кретином, но никак не мог отделаться от привычки многим делиться с этим идиотом.
- Ты ему нужен, Гокудера. Как и он тебе, - Ямамото улыбнулся, когда до этого крайне печальные глаза светловолосого парня засияли надеждой. – Вам нужно поговорить.
- Он смотрит на меня с нисхождением! – Гокудера зарылся ладонями в волосы и подтянул колени к груди.
- Это называется нежность, дурак, - Ямамото слегка ткнул друга в плечо. Тот ту же вскинул голову, но после отвел взгляд, пряча покрасневшее лицо в рукавах рубашки.
- Что за чушь ты несешь?
- А тебе пора научиться доверять. О, привет, Тсуна!
Гокудера резко развернулся, подумав, что это глупая шутка, но действительно увидел Тсуну, который неловко переминался с ноги на ногу за их спинами, и мысленно понадеялся, что тот не слышал из их разговора ни единого слова.
- Извините, я вам помешал, я пойду…
- Нет-нет, я как раз собирался уходить, - брюнет поднялся и, отряхнув песок с одежды, направился в сторону особняка, оставляя парочку одних. Тсуна робко присел рядом, подобрав ноги, чтобы вода не коснулась ботинок.
- Я хотел тебя попросить помочь мне подобрать оружие.
- Конечно. Сейчас? – Гокудера уже был готов вскочить с места, но Тсуна схватил его за руку. Правда, тут же отпустил, как только заметил, что светло-зеленые глаза его оруженосца смотрят с невероятным удивлением.
- Нет, завтра. Уже скоро начнет темнеть, так что нет смысла.
Тсуна не знал, как прервать неловкое молчание.
- Завтра поединок.
- Ага. Твои потенциальные невесты, наверно, тоже там будут.
- Может быть.
- Выбрал? – голос Гокудеры дрогнул, но Тсуна подумал, что все из-за вчерашнего. Неужели еще злится? Кажется, действительно пора определяться.
- Я не хочу жениться.
- Так нельзя. Ты вчера целый вечер их обхаживал, а теперь делаешь ноги.
- Я не обхаживал…
- Не рассказывай! – выдавил Гокудера. – Ты дал одной из них надежду и после этого откажешься?
Тсуна задумчиво перевел взгляд с плотно сжатых кулаков друга на багровеющее небо и шипящие волны под ногами. Гокудера начинал злиться точно также как это море – эмоции накатывали дрожащими волнами, а потом взрывались, накрывая тебя с головой. И ты уже не знаешь, как отдышаться и не захлебнуться в его эмоциях. Но сейчас Тсуне было на удивление спокойно, он даже не вслушивался в гневную речь друга, только видел, что тот мелко дрожит. Просто он сам уже все для себя решил.
- Ты мне нравишься, Гокудера.
Парень издал какой-то странный судорожный вздох, и Тсуна с трудом подавил желание зажмуриться и сбежать. Разозлится? Засмеется? Тсуна рисковал всем, сказав одну короткую фразу. Рисковал тем, что было ему так дорого, и что мог потерять за какие-то доли секунды. Сердце камнем ухнуло вниз, когда Гокудера вдруг выпрямился и настороженно посмотрел на него – неужели снова сбежит?
- Ты ведь не шутишь?
- Если бы ты знал, чего мне стоило…сказать тебе, - Тсуна не выдержал его взгляда и опустил голову. Как же он теперь ему в глаза смотреть будет... Но с другой стороны, на карту было поставлено все и на руках ничего не осталось, значит, больше нечем было рисковать. – Я ведь сначала сам себе не поверил, знаешь. А когда понял, решил, что ни за что в жизни тебе не признаюсь. Но я не могу так больше.
- Но я же…
- Ты, - кивнул Тсуна, будто это все объясняло. Он потянулся к нему и замер в нескольких сантиметрах от его лица. Почему-то было гораздо проще сидеть к нему как можно ближе. Может, потому что так мог удержать его от побега, а может, из-за того, что Гокудере никак не удавалось отвести взгляд, и он как завороженный смотрел в его глаза, нервно кусая губы. – Ты мне нужен.
- А…эти…
- Мне все равно. Я хочу, чтобы рядом со мной был ты, - Тсуна запустил ладони в светлые волосы, и приподнял голову друга. Внутри скручивало и ныло от взгляда напротив, но он просто не мог позволить ему опустить глаза. Не сейчас, когда понял и, кажется, поверил.
- Мы не можем, я ведь понимаю. Ты не должен мне этого говорить. Я даже касаться тебя не имею права… - голос становился все тише, почти стираясь шипением накатывающих волн.
- Мне нужен ты. Ты, Гокудера, кем бы ты ни был, ведь для меня это просто ты. И я хочу быть для тебя просто собой, - слова лились быстрее, чем успевали появляться в голове. Даже не думалось о том, чтоб постыдиться или перестать нести ерунду. Первый глоток воздуха дался тяжелее всего, но его хватило на то, чтобы начать дышать другим человеком. – Назови меня по имени, пожалуйста... Ты ведь никогда так не делаешь. Просто имя…
- Тсуна… - конец слова потонул в поцелуе, и Тсуна крепче прижался к его губам и обнял за шею, панически боясь отпустить. Первый отчаянный поступок едва не обратил его в бегство, если бы не руки, стиснувшие его плечи. Гокудера сдавленно застонал и снова поймал чужие губы, чей обладатель, видимо, хотел убежать от страха. Страх давил и самого Гокудеру, но еще страшнее было выпустить хрупкое тело из рук, и он лихорадочно водил языком по губам, слизывая оставленную морским ветром соль. От недостатка воздуха темнело в глазах, и Тсуна открыл рот, делая заветный вдох и впуская язык Гокудеры. Он откинулся назад и утянул светловолосого парня за собой на песок, все еще не решаясь отпустить. Но тот и не думал сбегать – зажмурился, пытаясь удержать остатки разумных мыслей таявших в безумии, ласкал его язык, проводил по зубам и нежно покусывал мягкую плоть губ, тут же зализывая укусы. Словно не верил в происходящее, отстранялся и вслепую целовал его лицо – подбородок и вверх по щекам, веки и дрожащие ресницы, узкую переносицу и крылья носа, снова прижимался к припухшим губам, целовал лениво и медлительно, почти изучающее, очерчивая языком их контур. С трудом оторвался, решился и навис над любимым лицом, встретив плавленый шоколад его глаз и до сих пор незнакомые ему безумные искорки.
- Гокудера, я хочу, чтобы ты… - Тсуна прикусил губу. Он сегодня сказал так много, слишком много, а теперь не мог сказать одно слово? Глаза Гокудеры широко распахнулись, и он покраснел до кончиков ушей – от того, что он понял, стало только легче.
- Я не имею права и…
- Мое положение осталось там, в доме. Здесь я – для тебя. Здесь мы равны, Гокудера, - выдохнул Тсуна и, положив ладонь на светловолосый затылок, притянул голову парня к себе. Нежные касания превратились в жадный, требовательный поцелуй, и Тсуна захлебнулся в невероятных ощущениях. Он помнил, этот запах, помнил вкус этих губ и даже эти руки, несмело расстегивающие его рубашку. Оно вихрем крутилось вокруг него и только сильнее тянуло изнутри. Хотелось поймать этот образ, тень воспоминания, но вместо этого ловил губы и теснее прижимался обнаженной грудью к плотной ткани чужой рубашки. Тсуна стянул рубашку Гокудеры через голову и снова отчаянно прижался к его телу. Боялся, что не убежит - исчезнет, растворится и оставит его одного. Поэтому гладил ладонями напряженную спину, захныкав от невозможности стать еще ближе. Внезапно вспомнился Хибари, то, как крепко он держался за Дино, и Тсуна несмело развел ноги, прижав ими бедра Гокудеры. Парень удивленно поднял глаза.
- Где ты только этого набрался...
- Если я тебе скажу, ты мне не поверишь, - Тсуна засмеялся, но смех тут же превратился в стон. Гокудера широко обвел языком розоватый сосок и чуть прикусил тонкую кожицу, ненавязчиво теребя кромку бриджей Тсуны.
- Ты уверен?
- Уверен, - получив желаемый ответ, Гокудера резко спустил плотную ткань бриджей вместе с бельем вниз, и Тсуна инстинктивно прижался к нему бедрами. Холодный морской воздух скользнул по разгоряченной коже, заставив застонать от невероятного контраста.
Осмелевший от такой вседозволенности, Гокудера беспорядочно гладил руками нежную кожу живота, скользил пальцами по внутренней стороны бедер, и, поймав мутный, нетерпеливый взгляд лежащего под ним парня, сжал в ладони его член. Гокудера не знал, был ли у Тсуны кто-нибудь до него, но к ревности внезапно добавилось любопытство. И ему действительно стало интересно, кто научил его так бесстрашно открываться, соблазнительно разводить бедра, требуя большего, прерывисто постанывать и откидывать голову, подставляя гладкую кожу шеи. Гокудера не мог удержаться, пытался вернуть остатки рассудка, но как завороженный накрывал его тело и ласкал шею, чувствуя языком бешеный пульс и посасывая нежную кожу до розоватых пятен. Он превратился в любовника, который не отказался от бесконечной преданности слуги, - выполнял, что требовалось, без слов, просто чувствуя беспокойное ерзание бедер под ним. Сначала едва касаясь кожи пальцами, потом уже смело обхватывал напряженную плоть ладонью, двигая быстрее с каждым стоном, слегка сжимал яички и снова возвращался, обводя большим пальцем головку. Протяжные стоны превратились в одним хриплый вскрик, и через секунду Тсуна задрожал в его руках, выгибаясь в спине. Ладонь зарылась в его волосы, и Тсуна прижался к его лицу щекой, пытаясь отдышаться. Он по-своему понял нежность, о которой говорил Ямамото - его тяжелое горячее дыхание у уха, пальцы, ласково перебирающие светлые пряди. Гокудера не знал, как выразить - уже свою - бесконечную нежность, как обнять так, чтобы передать, что тает рядом с ним, что хочет оказаться внутри до звона в ушах, что боится своего же страха, мелко пощипывающего изнутри.
- Гокудера, - Тсуна закинул ноги на талию светловолосого парня и задрожал от холода и желания. Его поняли без всяких слов, просто по взгляду, мутному от возбуждения и одновременно напуганному перед неизвестным. Он вздрогнул, почувствовав, как влажные пальцы скользнули вниз по ягодицам и замерли, прижатые к тугому колечку мышц. Отголоски недавнего оргазма гремели в его голове, но не утолили жажду, и ласковые поглаживание пальцев показались невыносимой пыткой. Гокудера осторожно протолкнул один палец, растягивая тугие мышцы. Это не было больно, но и не было так приятно как все, что с ним делали до этого. Когда тсуна почувствовал второй палец, он еще больше в этом убедился - неприятное покалывание немного успокоило бешеный круговорот мыслей и ощущений в его голове.
- Больно? Может, не надо? - беспокойно спросил Гокудера.
- Даже не думай! - выпалил Тсуна и сам резко насадился на пальцы, боясь что Гокудера сейчас остановится. Страх смыло новым невероятным ощущением - резкой болью и одновременно вспышкой наслаждения, и Тсуна зажмурился, разрываясь между тем, чтобы отстраниться и еще раз насадиться на пальцы. Гокудера медленно растягивал его анус, не забывая нажимать на ту заветную точку внутри, и ловил Тсуну под поясницу каждый раз, как тот выгибался от безумных ощущений, целовал живот и прижимался щекой к теплой коже - почти чувствовал пульсирующий жар. Сам Тсуна задыхался от невозможности впустить еще глубже и тихо вскрикивал от болезненного наслаждения. Тугой пылающий узел давил внутри него до темноты в глазах, так, что это казалось вынести тяжелее, чем острую боль. Отчаянно хотелось избавиться от безумного ощущения - Тсуна чувствовал себя словно пороховая бочка, чей фитиль уже загорелся, и еще секунда и он взорвется, разлетевшись на части.
- Гокудера, пожалуйста... - Тсуне показалось, что сейчас ему придется упрашивать, но Гокудера сам хотел его не меньше, и он почувствовал, как пальцы покидают его и заменяются чем-то гораздо больше. Тсуна вскрикнул, больше чем от боли - от нового ощущения наполненности, от того, как член Гокудеры медленно растягивает его сантиметр за сантиметром, а сам парень наклоняется над лицом Тсуны и замирает с закрытыми глазами. Так низко, что можно поймать губами кончики светлых волос. Но Тсуна только сдавленно стонет и цепляется пальцами за бледную спину, как только Гокудера входит до конца и начинает двигаться.
Тсуна не знал, куда себя деть. Ему стало только хуже - тяжесть внизу живота превращалась в еще более запутанный клубок с каждый толчком, и хотелось кричать, чтобы хоть как-то сбросить напряжение, но вместо этого он обнял ногами талию Гокудеры, чтобы чувствовать его еще глубже, чтобы растворить его в себе и бесконечно слышать хриплые стоны, срывающиеся с губ и таявшие с каждым вдохом Тсуны. Гокудера еще выше приподнял его бедра и с силой толкнулся вперед, задохнувшись от того как сильно сжались мышцы вокруг его члена. Тугой клубок горящего возбуждение взорвался горячей волной и выжег изнутри - Тсуна закричал в пылающее алым небо и вслепую нашел приоткрытые губы его теперь уже любовника, вдыхая его последний громкий стон. Холодный колючий песок под обнаженными бедрами напомнил о себе только сейчас, и Тсуна прервал ленивый поцелуй, чтобы воспользоваться усталостью светловолосого парня, которому повезло остаться в приспущенных брюках, и навалиться на него.
Гокудера почему-то обеспокоенно и как-то настороженно посмотрел на него, но Тсуна только улыбнулся и пожал плечами, зябко поежившись и уткнувшись носом в чужую шею. А ночи здесь холодные. Но это ведь только на пару минут, правда?

Музыка:
sia - breath me
Butch – Шёлковый Путь
Mary Elizabeth McGlynn – Room Of Angel
Oomph! – Foil

@темы: хроники шизобреталя-фиголога

---

Это не весна, а факин хелл.
Редкое угешечное состояние. Вобще довольно-таки проблемно ежечасно срыватся на родных, бесится от любой мелочи и слать продавщиц нахуй. Мне даже стыдно, но что ни день то ни заладилось. Свалить бы на гормоны, на извечное пмс мозга - но пока дурь прет из этого мира, я себя не сдержу.
Ааа...давно не было такой жопы.
Неинформативно, да.

@темы: бредисловие, и на утро у меня вышла черепаха (с)

---

Реальности. Глава 6

Название: Реальности.
Автор: Latishia
Бета: debby
Пейринг: разные по ходу сюжета. Основной – 5927 (2759, в частности)
Рейтинг: от G до NC-17
Жанр: своеобразное AU
Ворнинг: периодический ООС, остальное дальше – больше.
Размер: макси
Состояние: в процессе
Саммари: Реально только то, во что веришь и что видишь. Но если ты чего-то не видишь, это еще не значит, что этого нет.

Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5

Глава 6

Глава 6

-Хорошо, я не могу остаться, но могу я хотя бы поехать верхом?
-Нет, ваши родители и брат едут в карете, поэтому и вы…
- Ты снова за старое?
- И ты должен ехать с ними. А то королевские выскочки еще неделю будут кудахтать о том, что возможный наследник приехал с прислугой на лошади.
- Пожалуйста, не начинай и ты…
- Иначе Тсуна снова впадет в истерику и тут уже без слез не обойдется.
- Реборн!
- Хватит хныкать, нам пора.
- Ладно, тогда я все равно поеду верхом.
- Как вам угодно.
- Гокудера!
После приезда родителей заставить Гокудеру вести себя неофициально стало еще сложнее. Особенно если Реборн находился в опасной близости к ним – тогда парень принимал абсолютно невозмутимый вид и по его каменному лицу было невозможно что-либо прочитать. При этом, в своем упрямстве, которое он, очевидно, расценивал как полное подчинение правилам в отношении к особе с более высоким титулом, он даже не замечал, как оспаривает каждую просьбу этой самой особы. Никем таким Тсуна себя не считал, но ему нравилось упрямство своего оруженосца, ведь так он видел, что тот внезапно высказывает свое мнение и идет наперекор его словам, в которых обычно ищет только приказ. И это действительно радовало настолько, что Тсуна был готов терпеливо поправлять с «вы» на «ты» ради одного вида расслабленного Гокудеры, как сейчас, когда Реборн последовал за каретой родителей на своей лошади и оставил господина самому справляться со своими слугами. Тогда Гокудера открывался, разговаривал громче обычного и открыто выражал свою неприязнь к «королевским выскочкам», которых не любил настолько, что с трудом умудрялся прятать кривую ухмылку на каждом официальном приеме. Иногда Тсуне даже хотелось напомнить другу, что он тоже является «королевской выскочкой» (в шутку, конечно), но тогда бы ему пришлось терпеть это самое ненавистное официальное отношение до конца жизни, а рисковать не хотелось. Многолетний опыт научил его осторожному обращению с Гокудерой – каждую шутку Тсуны тот воспринимал на свой счет.
- Помочь тебе сесть?
Повернувшись, Тсуна увидел, что Гокудера уже стоит рядом и придерживает стремя его лошади.
- Нет, спасибо, я справлюсь, - Тсуна неловко оттолкнулся и едва не свалился, пытаясь перекинуть ногу, если бы Гокудера не удержал его за руку.
- Мне кажется, тебе не стоило снова выбирать самую буйную лошадь.
- Она не буйная, просто в прошлый раз она была не в духе. Сегодня все будет нормально, правда же? – светло-рыжая морда повернулась к хозяину, презрительно фыркнула и отвернулась обратно.
- Тсуне опять захотелось приключений?
Белый конь Ямамото остановился рядом и заржал одновременно с громким смехом своего хозяина. Тсуна даже улыбнулся странному сходству этих двоих – конь вовсю светил зубами под стать неугасающей улыбке темноволосого парня и игриво бодал лошадь Тсуны, утыкаясь мордой в роскошную рыжеватую гриву.
- Нам пора, иначе ваши лошади сейчас спариваться начнут.
- Кажется, не один ты ревнуешь, - весело ответил Ямамото, рассмеявшись над синхронностью Гокудеры и его коня. Черная морда оторвалась от редкой травы у ворот поместья и кинула на брюнета недовольный взгляд, ничуть не уступающий гневному взгляду самого Гокудеры.
- Придурок… - светловолосый юноша прыжком запрыгнул в седло и медленно двинулся вперед, изредка оборачиваясь.
- Ну, и как чувствует себя будущий наследник?
- Ямамото, пожалуйста, не надо об этом… - все эти разговоры о возможном наследии теперь не только пугали, но и изрядно раздражали, но Тсуна понимал, что это не повод срываться на друзьях, которые были за него рады. Сам он не чувствовал ничего похожего на радость, только нервозность, которая не позволила уснуть этой ночью и заставляла беспокойно слоняться по комнате из угла в угол.
- Чего ты так беспокоишься? Ты с этим справишься лучше всех.
- Точнее, больше нет других вариантов, - хмуро пробормотал Тсуна, бездумно поглаживая гладкую шерсть, сам не замечая, как успокаивает лошадь, поддавшуюся нервозности своего хозяина.
- Дело не в том, что ты единственный вариант, а в том, что ты единственный достойный, - Ямамото протянул руку и потрепал друга по плечу. – И не смотри на меня так. Если на тебя еще не возлагалась такая ответственность, это еще не значит, что ты с ней не справишься. Тем более ты столько времени следил за домом, пока не было твоих родителей…
- Что не заметил бы, как весь дом унесло ветром, не стой он крепко на земле.
- Ты слишком пессимистичен, Тсуна.
- Просто я понимаю, что не создан для этого, - Тсуна осторожно выпутал пальцы из лошадиной шерсти, но все равно получил предупредительный взгляд «сделаешь так еще раз – хуже будет». – Как бы ты поступил, если бы чего-то не хотел, но должен был?
- Слушал бы свое сердце, наверно, - Ямамото беззаботно уставился в небо. – Верный ответ знает только оно.
Тсуна бы никогда не признался, что ему страшнее всего было спросить у себя. Сердце билось как птичка в тесной клетке, и рискни он его успокоить, где гарантии, что он не услышит верный ответ? Что может и должен, потому что «хочет» существовало только для собственного эгоизма, который прятал его «может» за трусостью, а его «должен» за страхом перед ответственностью.
- А ты, Гокудера?
Парень не сразу заметил, как с его лошадью поравнялись две остальные, и непонимающе уставился на Тсуну.
- Что бы ты сделал, если бы чего-то не хотел, но должен был? – Тсуна напрягся от настороженного взгляда, но Гокудера тут же пожал плечами.
- Я бы не делал.
- И все? – меньше всего Тсуна ожидал такого короткого ответа. На самом деле ему казалось, что сейчас он услышит длинное размышление о долге и преданности, приправленное торжественностью в голосе, как это обычно любил делать Гокудера.
- И все, - оруженосец задумчиво потрепал гриву своего коня. – Тебе нет смысла беспокоиться о том, что ты станешь наследником. Эта страна будет любить тебя.
- Это еще почему? – пробормотал Тсуна, делая вид, что очень заинтересовался узорами на седле. Почему-то комплимент от Ямамото смутил его не так сильно.
- Этот болтливый придурок прав, ты единственный достойный.
- Вам все кажется… - лошадь недовольно фыркнула, когда хозяин попытался спрятать раскрасневшееся лицо в пышной гриве.
- Мне, в общем-то, плевать, станешь ты наследником или нет, я все равно останусь рядом как твой оруженосец.
- Лучше бы ты сказал «как друг».
- Я не устраиваю вас как оруженосец?
- Нет-нет, все отлично! – услышав сталь в голосе и знакомое «вы», Тсуна тут же запаниковал, решив не спорить дальше. Беззаботное общение и так длилось на редкость долго.
Тсуна действительно был рад такой верности, пусть и воспринимал ее как дружескую. Было бы не так страшно, если бы верные друзья остались рядом даже тогда, когда его официально сделают наследником. Может быть, он бы действительно оправдал уверенность своих друзей и справился, будь рядом Гокудера, который никогда не предаст, Ямамото, готовый дать совет в любой ситуации, и даже Реборн, который спасет из самого гибельного положения, хотя и не без издевательств.
Разница была в расстоянии между наследником и правителем страны.
Можно было сколько угодно любить страну с ее хмурым небом, неугомонными ветрами и дождливым летом, кататься с друзьями верхом и слушать успокаивающий шорох камешков под копытами. И даже не думать о завтра, когда придется перестать убегать и отказаться от собственных слабостей. Пока не наступает то самое завтра, когда страна оказывается в твоих руках, и любовь превращается в страх, потому что теперь ты думаешь о том, какой ущерб принесет урожаю хмурое небо, сколько крыш снесет ветер, и насколько разольются реки этим летом.
Тсуна по привычке посчитал количество спиралей на воротах – девять, как всегда. Почему-то раньше он никогда не замечал, что под девятой спиралью оставлено место.
- Смотри, Тсуна, люди тебе машут!
Он посмотрел на улыбчивые лица вокруг и на вскинутые в приветствии руки и сам не смог сдержать улыбки. На самом деле горожане приветствовали карету его семьи, гремящую по каменистой мостовой, но Тсуна тоже ловил на себе заинтересованные взгляды – и так ли неправ был Гокудера, когда сказал, что люди будут любить его? От этого становилось еще страшнее, потому что ему казалось, будто он не заслуживает такого доверия и любви. Он наблюдал, как Базиль помогает матери выйти из кареты и тепло улыбается столпившимся у ворот дворца людям, и мечтал поменяться с ним местами. Тсуна никогда не смог бы приказывать людям делать то, чего они не хотят, потому что боялся их испуганных лиц в ожидании следующего приказа. И тогда только терялся, искал помощи и вспоминал улыбку брата, где за светом скрывалась сила. Для своей силы ему не хватало веры, было только желание сделать лучше, сохранить сияющие улыбки на лицах взрослых и смех детей.
- Осторожно!
- Гокудера, ты что творишь!
Тсуна не успел опомниться, как его оруженосец уже скрутил руки за спиной чумазого мальчишки, осмелившегося подбежать к Тсуне с цветком в маленьком кулаке. Мальчик вскрикнул и с ужасом уставился на светловолосого парня.
- Да отпусти же ты его! – Гокудера отступил назад, пропуская Тсуну к мальчику. – Что на тебя нашло?
- Я думал…он напасть на вас хочет…
- Восьмилетний ребенок? – тяжело вздохнув, Тсуна опустился перед мальчиком на корточки и улыбнулся. – Ты в порядке?
Ребенок кивнул и печально посмотрел на лежащий в дорожной пыли тюльпан. Сдавленные всхлипы резали словно ножом по сердцу, и Тсуна поднял цветок под удивленный взгляд мальчишки.
- Это ведь мне? – Тсуна дождался кивка и, подняв бледную руку мальчика, вложил золотую монету в ладонь, тут же сомкнув маленькие пальцы в кулак. – А это от меня, тоже подарок.
Мальчик украдкой взглянул на Гокудеру, будто боялся очередного наказания, потом снова на Тсуну и засиял от счастья.
- Спасибо!
Тсуна с улыбкой наблюдал, как счастливый мальчишка бежит к маме, хватая за выцветший желтый подол юбки, и показывает свой неожиданный подарок, даже не замечая, как мамины глаза округляются от удивления.
Если будет хотя бы маленький шанс отказаться от престола, он сделает все, что будет в его силах. Только бы никогда больше не видеть чужих слез.


- Мне все еще кажется, что здесь случилось что-то страшное.
- И поэтому все стараются это скорее обсудить, - недовольно пробормотал Гокудера, кидая злобные взгляды на шушукающихся друг с другом людей.
- Нет, я не об этом. Тут атмосфера какая-то…
- Вы заметили, что Девятого нет? – Ямамото кивнул на пустующее кресло в конце зала.
Тсуна действительно заметил. Планеты потеряли единственное солнце и слетели со своих осей, теперь кружась беспорядочно и постоянно прибиваясь к другим планетам. Придворные собирались группками и бесконечно обсуждали свистящим шепотом, будто никто другой не знал, о чем они говорят. Пытались сохранять невозмутимость на лицах, пряча напуганные глаза, и даже делали вид, что прислушиваются к спокойной расслабляющей музыке, играющей под самой крышей. Сколько бы люди не пытались держаться свободно, никто так и не замечал, как каждый из присутствующих приближается к стене, утягивая за собой собеседников как по цепочке, отступая подальше от дорогого ковра, стелящегося к королевскому креслу. Тсуна задохнулся от ощущения своей ничтожности, будто кресло становилось все выше и затягивало в бесконечный водоворот, где только шорох чужого шепота, размытые лица и ковер, разлитый кровью под ногами.
- Отец! – завидев светлые волосы, мелькнувшие у дальней двери, Тсуна рванул вперед и схватился за знакомый рукав отцовского костюма.
- Не уходи далеко, тебя сейчас представят, - Емитсу говорил четко, но волнение так и осталось в его глазах, пока он обшаривал взглядом огромный зал. – Здесь что-то не так.
- Мы просим минуточку внимания.
Привлеченный незнакомым женским голосом, Тсуна обернулся вслед стоящим в зале людям и заметил двух девушек, стоящих по обе стороны от кресла. Он никогда еще не видел настолько одинаковых близнецов – лица с идеально прямыми чертами лица, розоватые волосы одной длины и даже подолы абсолютно одинаковых платьев спускались с помоста, на котором стояло кресло, будто их специально укладывали под одним углом. Тсуна надеялся, что они хотя бы слегка улыбнутся, но девушки так и стояли, больше похожие на застывшие отражения друг друга – неизвестно только, кто из них был оригиналом.
- Мы бы хотели представить вам наследника, единственно утвержденного Девятым, который по его желанию в скором времени унаследует корону.
Все. «Единственно утвержденный наследник» сжался и зажмурился, будто надеялся, что если он никого не видит, то и его не увидят. Только бы не попросили сказать какую-нибудь речь – в последний раз, когда он пытался сказать что-то умное и важное, концом его речи, миновавшим начало вместе с серединой, стала продолжительная икота.
Почувствовав руку отца на плече и услышав оживленный шепот столпившихся перед двумя незнакомками, Тсуна открыл глаза и обнаружил, что девушки были не одни.
- Занзас Тимотео, единственный сын нашего правителя.
Тсуна чуть не свалился с ног от облегчения. Едва ли ни впервые он мог с уверенностью сказать, что ему повезло. И это редкое, невероятное везение здорово помогло бы ему жить. По сравнению с этим парнем, стоящим рядом с креслом, он казался хлипкой тенью настоящего наследника, - тот держался уверенно, широко расставив ноги, будто рожденный для того, чтобы возвышаться над своей странной с готовностью зверем кинуться на ее обидчика. Тсуна даже обрадовался, что у людей появится жесткий правитель, - ведь Девятый отличался мягкостью и покладистостью - пока не обнаружил, что у зверя были и глаза зверя. Выжженный каштан расплавился в красный – и Тсуну качнуло в бок, будто выбило пол из-под ног. Занзас смотрел именно на него, – из огромной толпы только на него – убеждая Тсуну, что подойди он сейчас ближе и сгорит. Он весь был из огня, с волосами как прогоревший уголь и кожей, вылизанной пламенем до темного загара. Даже в глазах бесновались языки алой ярости – не зажмуриться, не отвернуться, не отойти. Только сгореть.
- Ты же сказал, что я единственный наследник? – спросил Тсуна у отца и замер, услышав эхо своего голоса, жалобного и истеричного как у капризного ребенка. Не вовремя притихшая толпа уставилась на Тсуну, явно расценив его ужас как попытку оспорить решение правителя.
В глазах пятном вспыхнуло серебро, и Тсуна с удивлением понял, что висит в воздухе, а внезапно ставший слишком тугим воротник с силой вжался в горло.
- Это ты-то, сопляк, наследник? – и он еще считал, что Рёхей громко кричит?
С трудом сосредоточившись, Тсуна увидел перед собой незнакомое лицо, искаженное гадкой ухмылкой. Увидь он незнакомца на улице, непременно принял бы за девушку из-за длинных светлых волос, если бы не слышал сейчас его громкий грубый голос и не терпел едкий презрительный взгляд.
- Эй, лохматый, руки убери, - Гокудера втиснулся между ними, спиной отталкивая побледневшего от страха Тсуну, и задрал голову в попытке посмотреть обидчику глаза. Врезать сразу или заставить извиниться – он еще не решил, но спустить ему с рук такое покушение на господина он ни за что бы себе не позволил.
Толпа расступилась со вздохом ужаса и удивления, уступая Гокудере место для падения. Шепот превратился в гул потревоженного улья, когда на защиту Тсуны кинулся Ямамото, ударом сбивая длинноволосого на пол. Тот тут же утер кровь с разбитой губы, улыбнувшись еще шире, будто бы с нетерпением ждал конца нудных церемоний и начала настоящего веселья. Страшно было не только открывать глаза, но даже дышать, и Тсуна замер в ожидании чего-нибудь ужасного, пока голос отца не прогремел над его головой.
- Хватит!
Сцепившиеся оторвались друг от друга из замерли – больше от удивления, чем от страха. Грохот голоса Емитсу в относительно тихой до этого момента обстановке обрушился как ведро холодной воды.
- Я требую объяснить мне что происходит! – девушки, не меняя своего застывшего в безразличии лица, повернулись к разгневанному Емитсу. – Какой еще сын? У Девятого нет детей!
- Занзас единственный сын нашего господина.
- Я должен поговорить с Девятым.
- Он никого не принимает.
Девушки должны были в страхе разбежаться или хотя бы кинуться с извинениями и обещаниями скорее исправить ситуацию – Тсуна ожидал чего угодно, но не механически отточенных фраз и абсолютного отсутствия эмоций в голосе. Мало кто до сего момента умудрялся видеть Емитсу в таком гневе, когда он переставал контролировать себя и дрожал от негодования. И уж тем более мало кто осмеливался стоять вдалеке от него, не прекращая разговор, и смотреть свысока. И Тсуна даже отчасти понимал гнев отца – девушки смотрели на него как на простого бунтаря, все еще стоя на помосте, где обычно сидел человек, которому Емитсу посвятил свою жизнь.
- А вы, собственно, кто такие? Я вас никогда не видел.
- Мы его тайные помощники и мы не разглашаем наши обязанности простым людям.
Зал ахнул, но Емитсу только нахмурился и внезапно улыбнулся.
- Хорошо, тогда с кем я могу поговорить о своих обязанностях?
- Сюда, пожалуйста, - Емитсу двинулся к указанной двери в темном углу зала, но обернулся, кинув недоверчивый взгляд на Занзаса.
- Тсуна, собирай остальных и езжайте домой. Мы с мамой вернемся позже.
Тсуна и не успел бы ничего возразить, Емитсу стремительно исчез в комнате вслед за двумя близнецами, а друзья тут же облепили его, пытаясь выяснить, не пострадал ли он. И, конечно же, они даже не заметили своих собственных ссадин и синяков, и Тсуна едва не рассмеялся над их беспокойностью, но смех застрял где-то в горле и превратился в хрип. Занзас навис над ним тяжелой тенью, не двигаясь, но и не позволяя ему подняться. Для Тсуны было бы гораздо проще, сделай Занзас ему хоть что-нибудь, но пока он чувствовал себя прибитым к полу невидимой силой без возможности сопротивляться, это было страшнее ожидания боли.
Но Занзас не сказал ни слова, лишь резко развернулся и вышел из зала вместе с длинноволосым парнем, который тут же пошел следом, при этом не замолкая ни на секунду.
Странную парочку абсолютно неподходящих друг другу людей весь зал провожал в тишине.


Даже когда Тсуна обернулся уже в 20 раз, чем изрядно нервировал окружающих, у ворот дворца ничего не изменилось. Люди потихоньку расходились, но как-то неохотно, будто бы ожидали продолжения необычного представления, - когда же еще найдется такая пища для новых сплетен? Карета все еще стояла у ворот, и запряженные лошади беспокойно били копытами, ведь уже почти темнело, а никто из хозяев еще не вышел из дворца. Даже лошадь Тсуны странно мотала головой, каждый раз как тот снова оборачивался, взволнованный неизвестностью и едким страхом. Друзья были рядом, ехали, едва ли не прижимаясь вплотную, и даже отшучивались, только бы прервать гнетущую тишину, которая паузами повисала в воздухе из-за молчаливого Тсуны – страх сцепил горло, всплывая в голове глазами Занзаса. Страшно было просто дышать, каждая попытка вдохнуть заканчивалась прерывистыми выдохами, будто бы этот жуткий человек стоял за его спиной. И, может, он оборачивался еще и поэтому – удостовериться, что ощущение чужих глаз, прожигающих затылок, было всего лишь иллюзией. Которая грозила перерасти в манию преследования, не прекрати он оборачиваться.
-Если ты обернешься еще раз - пойдешь пешком, - спокойно сказал Реборн, крепче прижимая бока своей лошади и обходя остальных.
- Тут же темно!
- Вот именно, темно. И ты до сих пор не понял, что особняка уже не видно. Успокойся и прекрати нервировать остальных.
- С ними все будет в порядке, Тсуна, - поддержал Ямамото, - твой отец может решить любую проблему.
- Я, наверно, должен радоваться, что наследник все-таки не я, но… меня не покидает ощущение, что…
- Ты станешь наследником, даже если нашелся кто-то еще, - отрезал Реборн. Неведомо как прочувствовав непонимающий и невероятно удивленный взгляд Тсуны, он пояснил: - Неизвестно, откуда вообще взялся этот Занзас. И почему-то представили его также неизвестные люди.
- Но он же сын…
- Сам Девятый пропал неизвестно куда, даже не сообщив о своем решении твоему отцу.
- Я с самого начала был против своего наследия, пусть уж лучше Занзас…
- Тсуна, - такой взгляд у советника был только в очень серьезных ситуациях. Когда он прекращал быть пассивным наблюдателем, готовым отчитать за малейшую оплошность, и превращался в настоящего воспитателя. – Ты видел его глаза?
Видел и не мог забыть. Невозможно выкинуть из памяти человека, утонувшего в крови настолько, что пропитался насквозь.
- И ты допустишь, чтобы этот человек управлял страной? Людьми, которых ты любишь? – мужчина хмыкнул, не дождавшись протестующих возгласов. – Любому ясно, что ты их любишь. Он наступит им на горло и раздавит.
- Но я не хочу!
- А ты будешь жить в страхе снова встретиться с ним. И не желать побороть обычную трусость.
Тсуна чувствовал себя как ребенок, потерявшийся в толпе взрослых. Взрослых, считающих, что любой в силе сам найти дорогу, спокойных, что следы пути их самих уже занесло песчаным ветром. Уверенных, что брошенный в одиночестве с тысячью путей под ногами найдет смелость выбрать один и никогда не проиграть «не допустишь», «не должен» и «не можешь».
А Тсуна проигрывал и дрожал от ужаса, боясь оказаться первым раздавленным под ногами.
- Что я могу против него?! Он же просто убьет меня! Я не справлюсь! Не хочу! Он и вас убьет и… - Тсуна внезапно задохнулся, не успев договорить. Лошадь вскочила на дыбы, ударяя копытами в воздух, и извернулась, пытаясь стряхнуть с себя наездника. Тсуна беспомощно пытался схватить ее за гриву и вцепиться в крепкую шею, но не удержался и упал на землю.
- Тсуна! – голоса Гокудеры и Ямамото превратились в один крик и зазвенели в ушах под стать гулу в голове, очень неудачно встретившейся с землей.
Его тут же подняли в воздух и принялись оттряхивать одежду от цепкой сажи, но Тсуна с трудом осознавал, что происходит, - завороженный мутным силуэтом убегающей лошади, он обессилено прислонился к Гокудере.
- Я же говорил, не нервируй остальных. Даже твоя лошадь не выдержала, - Реборн поскакал вперед, кинув через плечо: - разбирайтесь.
- А вы говорили, что она не буйная!
- Гокудера, не кричи ему в ухо, он и так в шоке, - Ямамото слегка шлепнул Тсуну по лицу и улыбнулся, наконец, получив осмысленный взгляд, - Эй, Тсуна, возвращайся к нам. Давай, садись, а то мы здесь до утра пробудем.
- Ты что, собираешься везти его на своей громадине? – недоверчиво спросил Гокудера.
- А что такого?
- Он у тебя такой же буйный, как и эта истеричка, которая сейчас носится неизвестно где.
- И ничего он не буйный.
Гокудера обреченно замотал головой, услышав недовольное ржание белого коня, и осторожно повел Тсуну к своей лошади.
- Я его повезу.
- А, я понял, - Ямамото широко улыбнулся и тут же запрыгнул на широкую белую спину.
- Чего это ты понял?!
- Нет, ничего, езжайте, - брюнет подмигнул покрасневшему Гокудере и медленно затрусил вперед.
- Гокудера, ты езжай верхом, а я пойду рядом, - Тсуна окончательно пришел в себя, пусть и морщась на ноющий затылок, и обеспокоенно посмотрел на коня Гокудеры. Гибкий, но хрупкий на вид, неизвестно мог ли он выдержать их двоих.
- По нему не скажешь, но на самом деле он очень сильный, - светловолосый парень запрыгнул в седло и протянул руку, - Залезайте.
- Еще бы ты перестал обращаться ко мне на «вы», - Тсуна улыбнулся и схватился за теплую ладонь. Сильные руки рывком подняли его вверх, усаживая боком, и он испуганно вцепился в жилет друга, – Ты меня как принцессу повезешь?
- Нет…Я просто… Ну, я подумал, что вам так будет удобнее, и вы не упадете… - затараторил Гокудера. Тсуна только вздохнул и ободряюще улыбнулся.
- Я же пошутил. Спасибо, что… за помощь, в общем.
Сказать хоть что-нибудь связное оказалось сложнее, чем выстроить слова в предложение, - язык отказывался слушаться, и голова приятно шумела. То ли от недавнего падения, то ли от поездки верхом; лошадь шла медленно, укачивая в одном ритме. Невероятно хотелось поджать ноги и свернуться калачиком у теплой груди, но Тсуна и так едва сдерживался, что не положить голову другу на плечо. Опустившаяся на степь тьма вместе с приятной вибрацией убаюкивали лучше любой колыбельной, и Тсуна чувствовал, что начинает терять пейзаж перед глазами и клевать носом.
- Дурацкая ситуация, да? – уныло спросил Тсуна. Вспоминать свою внезапную истерику не хотелось, но еще хуже было бы сейчас уснуть на руках у Гокудеры или вообще выпасть из седла. – Наверно, Реборн прав, даже лошадь не выдержала моей паники…
- Нам всем бывает страшно.
- Но я…просто трус, да и все…
- В страхе нет ничего плохого. Он толкает вперед, заставляет искать выход, бежать быстрее и дальше. То, что ты боишься его, не означает, что ты трус.
- Но, может, людям и самим бы хотелось такого правителя?
- Не знаю, но мне он не нравится. Хотя вообще-то мне плевать, я все равно всегда останусь на твоей стороне.
Тсуна поднял голову, рассматривая лицо друга, - парень невозмутимо смотрел на дорогу, даже не замечая пристального взгляда. Будто бы не сказал ничего особенного, только обыкновенную, всем известную вещь, и замер в своей привычной серьезности. Красивый, не сияющий как обычно, а притягивающий красотой, приглушенной темнеющими сумерками. Тсуна чуть отстранился, будто боялся прикоснуться горевшим от смущения лицом и выдать себя, но не удержался и потянулся, едва ощутимо касаясь носом чужого воротника рубашки из грубоватой ткани. Ветра не было, и Тсуна растворился в запахе морской соли, знакомым настолько, что пощипывало на языке и звенело в ушах – близко, очень близко, только бы не спугнуть. Вцепился и зарылся бы носом в ткань, вдыхая знакомый запах, ведь еще немного и…поймает и поймет.
Не успел, только провалился в сон, окончательно потерявшись.


Пробуждение встретило его испуганным, хриплым вдохом, будто тонул, отчаявшись выбраться на воздух, но смог вдохнуть - как впервые в жизни. Перед глазами осталась непроглядная темнота, – неужели не проснулся? – и он заметался, дергаясь и хватая воздух.
- Тсуна! – настойчивый голос становился все ближе, пока не прогремел прямо перед лицом. – Тсуна!
Он успокоился, когда комната приняла свои очертания, и увидел перед собой обеспокоенное лицо Гокудеры. Его собственные руки крепко вцепились в плечи друга, да так, что от боли сводило пальцы.
- Что с тобой?
- Что я?..
- Ты внезапно начал брыкаться, а потом вцепился в меня и начал что-то бормотать.
Они были в комнате Гокудеры, но Тсуна никак не мог вспомнить как оказался в его кровати, укрытый легким одеялом. В другой день он бы вскочил и принялся извиняться или вообще выбежал бы из комнаты, боясь посмотреть в глаза. Сейчас было страшно, будто бесконечно носило в вязкой тьме и оставило под водой, и он задыхался, не в силах выбраться или просто умереть. Грудь разрывало тяжелыми вдохами, и Тсуна покрепче вцепился в Гокудеру – только бы не забрали обратно. Словно до сих пор стояли за спиной, чтобы снова затянуть вникуда. Где ничего не было. Вообще ничего.
-Что с тобой такое?
- Ничего, просто побудь вот так, - хрипло бормотал Тсуна.
- Ты издеваешься надо мной? – Гокудера заерзал, пытаясь высвободиться. – Что на тебя нашло?
- Ничего, ты просто ничего не спрашивай, давай полежим и все.
- Ты лежишь в кровати со своим слугой! – вспылил Гокудера, пытаясь снять с себя чужие руки. Он никак не мог отделаться от ощущения, что над ним издевались. Край кровати оказался прямо под его спиной, но Тсуна отказывался его отпускать, только прижимаясь ближе. Минуту назад он спокойно спал, и внезапно стал сам не свой. Дикий и напуганный, он никогда еще себя так не вел.
- Тише, не кричи, пожалуйста…
- Не шути со мной! – Тсуна придвигался все ближе, еще секунда и он обнимет его. Гокудере стало страшно и непривычно, он не понимал, что происходит, и как ему себя вести. Все казалось какой-то идиотской шуткой, но он не мог ни убежать, ни сопротивляться. Тсуна оставался его господином, когда как он был слугой, - слугой, которого зажали в угол.
- Я прошу тебя, - Тсуна все-таки открыл глаза и поднял голову, и Гокудера притих, теперь действительно забеспокоившись. Сейчас он больше напоминал испуганного мальчишку, чем его обычного господина. – Мне очень-очень страшно, Гокудера…
Затараторил быстро-быстро, так, что конец фразы было почти не слышно – Тсуна бормотал, зарывшись лицом ему в грудь. И это было неправильно и неприлично, но Гокудера скорее инстинктивно положил ладонь ему на волосы, больше не отталкивая. Тсуна еще некоторое время вздрагивал, но вскоре успокоился и задышал ровно, неизвестно, услышав ли тихий шепот условного приказа.
- Спи.


Пробуждение оказалось приятным как никогда – сложно было вспомнить, когда он последний раз просыпался с таким удовольствием. Довольно потянувшись, Тсуна скинул ворох одеяла и перевернулся, тут же подмяв под себя подушку. Шуршащая ткань приятно холодила лицо, вот только имела совершенно другой запах. Комната Тсуны не пахла морем, и на его кровати вообще не было подушек.
Тсуна резко распахнул глаза и подскочил на кровати от неожиданности – прямо перед ним, уютно устроившись в кресле с книгой в руках, сидел Гокудера.
- Доброе…утро, - пробормотал Тсуна, не зная, то ли зарыться в одеяло с головой, то ли поскорее уйти из комнаты. – А что я делаю в твоей комнате?..
- Вчера вы… - несмотря на свое замешательство, Тсуна кинул недовольный взгляд, и Гокудера тут же поспешил исправиться, - то есть, ты уснул в дороге, и я перенес тебя сюда. Не хотелось тебя будить, а сюда ближе всего, ну и…
Тсуна закрыл лицо руками. То, что его другу было также неловко, не спасало. Мало того, что его везли, как спасенную принцессу, так еще несли на руках через пол поместья…
- И я сам не заметил, как уснул, - светловолосый парень выглядел так, будто сейчас кинется на пол и начнет биться головой об пол. – Но ты внезапно проснулся посреди ночи и…
Что же он мог такого сделать? Вряд ли что-то ужасное, иначе стал бы Гокудера упоминать об этом, когда ситуация и так была нелепее некуда. Но вместо этого парень старательно отводил глаза, и было в выражении его лица что-то такое, что настораживало Тсуну, - неприкрытое волнение и беспокойство.
- Что-то не так?
- Нет, ничего. Как ты себя чувствуешь?
- Хорошо, - Тсуна задумчиво потеребил уголок подушки и тяжело вздохнул. – Если не считать того, что чувствую себя полным идиотом.
- Ты все еще думаешь о вчерашнем?
- Оно не выходит у меня из головы. Я и отца подвел из-за своей трусости… Тем более я даже не знаю, вернулись они или нет. Сам мирно спал, пока он там отдувался за нас всех.
- Твои родители вернулись через час после нас, поэтому не стоит о них волноваться.
- Я, наверно, должен с ним поговорить, как думаешь?
Гокудера внезапно изменился в лице и снова застыл в кресле, неестественно выпрямив спину, будто собирался защищаться.
- Решай сам.
- Я просто хотел узнать твое мнение, - осторожно сказал Тсуна и вздрогнул, когда его друг вскочил с кресла и направился к двери.
- Чего ты меня-то спрашиваешь? Я не имею права говорить тебе, что делать! – вспылил Гокудера. Ему показалось, будто он разглядел жалость в карих глазах, и он едва не взорвался от захлестнувших эмоций. Не остановись он сейчас, потом ни за что себя не простит. Поэтому он крепко сжал ручку двери и отвернулся, только бы не видеть опущенную голову и сжавшие простынь кулаки.
- Я тебя чем-то обидел? Ты только скажи, я исправлюсь.
- Не ты должен исправляться, а я подстраиваться под тебя! – он давился собственной горечью, не зная, как усмирить клокочущий внутри гнев. И хуже всего, которому не мог найти причины.
- Ты ничего мне не должен, - Тсуна пытался успокоить своего оруженосца, но, кажется, с каждым словом делал только хуже. – Просто я подумал, что ты мог бы помочь мне, мы же друзья… Прости, Гокудера.
Он ободряюще улыбнулся, но стоящий у двери парень только как-то странно вздохнул – вдох был больше похож на хрип и всхлип одновременно – и вышел из комнаты, оглушительно хлопнув дверью.
Тсуна только покачал головой, совершенно не понимая, что происходит.


Он редко бывал в кабинете отца, но почему-то воспоминание об этой комнате оставляло те же ощущения, что и каждый раз, как он несмело приоткрывал дверь. Год от года здесь ничего не менялось – массивные книжные полки окружали крепкий стол, оставив место только для большого окна, стоящего позади него – и даже бардак оставался тем же. Десятки криво разложенных или вовсе разбросанных по полу книг, наскоро скинутые ботинки, очевидно, разлетевшиеся по разным углам, - как возвращение в прошлое. Вряд ли кто еще мог видеть отца таким расслабленным и беззаботным, ведь в обычные дни он был собранным и серьезным, даже редко позволяя себе улыбаться. Наверно, так и должен был выглядеть взрослый, но вряд ли Тсуна хотя бы чуть-чуть подходил под этот образ, но никогда и не хотел этого. И меньше всего желал провести вот так всю жизнь.
- О, Тсуна. Ты-то мне и нужен, - Емитсу кивнул ему на стоящий перед столом стул. – Есть разговор.
- Я тоже хотел с тобой поговорить. Насчет наследства…
Емитсу наклонился над столом и внимательно посмотрел на сына.
- Нет.
- Ты даже не знаешь, что я хочу сказать! У Девятого есть наследник, я здесь не нужен!
- Я понятия не имею, кто такой Занзас. И я не позволю самозванцу управлять страной.
- Но эти девушки сказали, что так решил Девятый, - Тсуна запаниковал, видя абсолютную непоколебимость отца, словно тот заранее приготовился обрубить все доводы. Словно решение уже принято.
- Меня так и не пустили к Девятому. Пока он лично не скажет, что Занзас его сын, я не отступлю. И мне плевать, какие доказательства представят эти Червелло.
- Пап, я не смогу! – парень отчаянно поддался вперед, цепляясь за край стола.
- В тебя верят люди. Если ты добился их доверия – принимай ответственность.
При всей его трусости, отсутствии лидерских качеств, неспособности управлять людьми – в него верили. Его окружение искренне верило в него и почему-то даже не сомневалось, что Тсуна может оступиться или подвести. Люди слепо шли за ним, и Тсуне становилось страшно, потому что сам он никак не находил то, за что в него можно так непоколебимо верить.
- Ладно, я не об этом хотел поговорить, - Емитсу откинулся на спинку кресла, внезапно повеселев. – Завтра у нас дома состоится прием, и твое присутствие обязательно.
- Приезжает кто-то важный?
- Просто наши друзья, - Емитсу усмехнулся на недоверчивый взгляд сына, - и еще две особы. Дочери хороших подруг твоей мамы.
- А почему я обязательно должен быть?
- Видишь ли, твоя мама вздумала тебя женить.
- Что-что?!
- И я ее поддерживаю. Самое то для будущего правителя.
Тсуна моргнул и медленно сполз по стулу под бодрый смех крайне развеселившегося отца.

Музыка:
Александр Пушной – Never Let You Go
Kamui Gakupo vs Megapoid – Keep on shining
Ewan Mc.Gregor & J Feliciano – El Tango de Roxanne

@темы: хроники шизобреталя-фиголога

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Флешмоб

1. Оставляете комментарий.
2. Я задаю вам 5 любых вопросов о вас и вашей жизни.
3. Эту инструкцию, а так же ваши ответы на мои вопросы вы постите у себя.

 Хиц спрашивает

1. что в тебе нелогичного?
все? О.о то что я сама не знаю, чего от себя ожидать в след.минуту.
2. самый неординарный поступок. (мне уже страшно))
у меня было очень много таких случаев. самый запоминающийся был когда я танцевала с левой бабушкой на сцене в парке, помнишь? бабка была вахуе) и незадолго до этого прыгала в озеро с тремя боа на шее)) даже видео осталось)
3. почему любишь женщин, а не мужчин? (почему-то раньше никогда не спрашивала Оо)
мужчины не понимают меня, я не понимаю мужчин. сколько не пыталась, никак не могла найти что-то хорошее. да и как их любить когда столько красивых задниц вокруг ходит? =D
4. самая нелюбимая черта в себе?
долбоебизм)) + то, что я не умею открывать людям из-за чего они верят всему, что я им показываю.
5. самый счастливый момент в жизни?
когда Вика сказала "да") все просто)

@темы: при-личное.

---

Инди, индастриал, панк...
Неее, теперь я слушаю корейское рнб =D самая жгучая трава, которую только можно придумать)))

@темы: я вырастил грибы, они растут и радуют меня (с)

---

А у нас внеплановое распиздяйство.
Планшет оборзел, послал меня в пень и лежит себе полудохлой тушкой, равнодушной к потугам своей хозяйки. Убедилась что техника работает только под угрозами. После волшебной фразы "я же тебя, сука, в окно выброшу" он работает как миленький, но потом дохнет. Нда уж, Genius - это явно не про него.
Вагон и маленькая тележка всяких гемморойностей. У нас намечается новоселье, Вика носится в поисках кошки как зоофил по весне, я не хочу "любую" кошу и плевала я на традицию. Учти, первая попавшаяся блохастая котяра получит от меня пинок, а не теплую подушечку в новой квартире)) Не хватало еще начать бить челом в пол и упрашивать кого-то сделать житье-бытье удачным. Видно забористый чертополох был в то время, когда придумали суеверия. На будущее тем, кто припрется на новоселье: если вы подарите какой-нибудь сервиз или что там надо по ебучим традициям, вас постигнет участь кошки. И бодрая пятиминутка мата в качестве поскриптума. Приходите на новоселье =D
У меня тупит комп и брыкается Ворд, а значит я отхвачу люлей от Деб.
У меня дохнет планшет и висит недоделаная манга, а значит я отхвачу люлей от Хиц.
Девочки, знаете, как я вас люблю обеих? Вы делаете мою жизнь ярче =D

@темы: развели тут пиздоболию, ой извините, извините (с)

---

Название: Реальности.
Автор: Latishia
Бета: debby
Пейринг: разные по ходу сюжета. Основной – 5927 (2759, в частности)
Рейтинг: от G до NC-17
Жанр: своеобразное AU
Ворнинг: периодический ООС, остальное дальше – больше.
Размер: макси
Состояние: в процессе
Дисклеймер: пользуюсь, но всегда возвращаю Амано.
Саммари: Реально только то, во что веришь и что видишь. Но если ты чего-то не видишь, это еще не значит, что этого нет.
От автора: автор уныло окинул взглядом канон и обилие фанфиков в три предложения и решил с помощью вдохновителей с полными травой и грибами головами что-то создать. Планируется много, долго и запутанно.

Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4

Глава 5

Глава 5

- Нам будет неудобно вместе, мне придётся всё время
наклоняться, а вам всё время подпрыгивать.
- Я могу ходить по бордюру. (с) Интерны

Ба-бах!

Неловко сдувая назойливые коричневые пряди, щекочущие нос, Тсуна сломя голову несся по виляющим коридорам и едва успевал сворачивать в нужный момент – босые ступни путались в ворохе ковра, собирая его за собой в беспорядочный ряд складок. Он с трудом удержался, чтобы не влететь в стену на новом повороте, и то ему повезло только потому, что он инстинктивно вцепился в угол деревянных панелей ладонью и по инерции свернул влево. Чувство самосохранения подсказало ему сбавить темп, и он послушно подчинился, морщась на едкую боль в носу и груди, - дыхания для бега ему никогда не хватало. И не было никакого смысла торопиться; как быстро бы ты ни бежал, из бесконечности коридоров тебя выведет только везение и внимательность, но никак не скорость. Все детство прошло в этом доме, а здесь по-прежнему легко потеряться, если не быть осторожным. Судя по оживленным голосам в одной из комнат, любопытством страдал не только он. Подумать только, если он слышал этот грохот даже в самой дальней комнате, должно быть, сейчас сбежался весь дом. И правда – как только Тсуна распахнул дверь, он увидел с десяток служанок и еще нескольких человек, которых за широкими черными юбками и кружевными чепцами девушек просто не предстояло возможности увидеть. Тсуна поежился от пронизывающего ветра, теперь свободно гуляющего по комнате, - бежать в одной пижаме да еще и босяком черт-пойми-куда показалось не самой лучшей идеей – и чихнул. Толпа резко развернулась на внезапный звук, и все тут же стихли. Тсуна закатил глаза – сейчас начнется. Служанки впопыхах подобрали шуршащие облака своих юбок и, спешно поклонившись, выбежали из комнаты. Тсуна со вздохом влез в тапочки, принесенные одной из вернувшихся служанок, и прошел к центру комнаты. - Господин Савада, у нас выбило ветром все окна! - Уже вижу. Неужели опять? – Тсуна растерянно оглядел красочный погром в виде сорванных занавесок, разлетевшихся по комнате книг и картин, печально свисающих на один бок с болтающимися лохмотьями когда-то целых полотен. Под ногами жалобно хрустнуло стекло, и Тсуна кинул тревожный взгляд на охнувших служанок, опасливо выглядывающих из-за двери. - Со мной все нормально, не беспокойтесь. - Разбило полностью в западной части, около шести комнат, целиком еще не успели осмотреть. Привлеченный низким глубоким голосом, Тсуна перевел взгляд на своего советника и поежился, теперь уже не от холода. Его вечный спутник как всегда выглядел безупречно – костюм без единой складочки, начищенные туфли и аккуратно уложенные волосы – не в сравнение растрепанному со сна Тсуне в пижаме. Как только дверь захлопнулась, невозмутимое выражение лица сменилось ухмылкой, и Тсуне стало еще хуже. Они остались вдвоем, а значит, теперь-то он наслушается. - То есть во всех комнатах, обращенных к морю, теперь нет стекол, - Тсуна осторожно выглянул в окно, стараясь не приближаться к торчащим осколкам слишком близко. Сейчас было явно не больше 12 часов, но небо полностью затянуло густой чернотой туч и размазало в мутные воронки – должно быть, в море снова страшный шторм, судя еще и по тому, как бесновалась вода у самого побережья, вбирая песок огромными волнами. - Ну почему же нет? Есть. На полу. - Реборн! - Тсуна, я предупреждал тебя еще неделю назад, чтобы ты распорядился укрепить окна. Я прав? - Как всегда, - Тсуна опустил голову, подавившись упреком. Заслуженным, но от этого не менее горьким. Смелости поднять глаз не хватило, он все равно знал, что не вынесет этот взгляд. Сколько раз так случалось, и всегда заканчивалось одним и тем же – Реборн оказывался прав. - Тогда в чем дело? - Ты же знаешь, я не люблю командовать людьми, у меня просто не получается. Тсуна сгорбился, когда Реборн сделал шаг к нему, и зажмурился – кажется, будто однажды его все-таки ударят, даже несмотря на разницу в положениях. Но мужчина каждый раз отступал назад, зная, что Тсуне и так едва хватает смелости выдержать секундное давление от тесного контакта. Пока это работало, незачем было пугать мальчика еще сильнее. - Ты знаешь, кто ты. И ты также знаешь, что, пока особняк держится только на тебе, ты отвечаешь за все, что его касается. В частности, разбитые окна – твоя вина. - Ураган же! Реборн невозмутимо продолжал, полностью игнорируя возражения. - Из-за тебя у слуг теперь полно проблем, в доме сквозняк, кто-нибудь может простыть. Решение? Долгое общение позволяло Реборну свободно манипулировать Тсуной, ведь он прекрасно знал, за какие нити тянуть, в каких нет необходимости, а какие отзовутся противным скрежетом – чужие страдания его господин переживал тяжелее всего. Тсуна оставался его господином, пока не опускался занавес, отгораживая их от глаз и ушей многочисленных слуг. Тогда они оба знали, что в каком-то смысле менялись местами. Тсуна понимал, что разумнее всего слушаться Реборна во всем, а тот не жалел упреков, если его подопечный забывал о разумности. Последнее время это случалось почти постоянно, и, к сожалению Тсуны, их разговоры тет-а-тет происходили все чаще. - Ладно, я попрошу укрепить окна. - И что для этого надо сделать? - Поговорить с Хибари, - Тсуна в ужасе поднял глаза на Реборна и отступил назад. – О, нет. Я не пойду. - У тебя нет выбора. - Хм, он может убить меня сейчас, когда я ему скажу, во сколько это все обойдется, или потом, когда сам увидит погром и пойдет меня искать. Да, выбора действительно нет. Казалось, что более рискованной затеи в голову придти не могло, потому что общение с Хибари всегда превращалось в хождение по лезвию ножа, тот даже говорил так, будто точил его каждый словом – мало, но резко и по существу. Тсуна не был уверен, что на сей раз скажет свою речь до конца, ведь теперь-то Хибари точно его убьет. За спиной неотделимой тенью двигался Реборн, и это даже успокаивало, хотя он никогда бы сам не набрался смелости…огорчить Хибари. Если его бешенство можно назвать огорчением – выбитые окна встанут им в круглую сумму, а его темноволосый казначей терпеть не мог любой ущерб особняку, начиная от злосчастных окон до поломанной вилки. Чужое присутствие, казавшееся секунду назад подобием безопасности, теперь давило тяжестью и вынуждало идти быстрее. Он затылком чувствовал насмешливый взгляд своей тени – Реборн знал, как может разозлиться Хибари, и как боится этого Тсуна, но никаких поблажек не позволял. - Может, все-таки не надо? – нерешительно занеся кулак, Тсуна замер и с надеждой оглянулся на Реборна, хотя заранее знал его ответ. Чудо должно когда-нибудь произойти. Но, судя по хитрой улыбке советника, – не в этот раз. Легкий толчок в плечо, и Тсуна влетел в комнату, запутавшись в собственных тапочках. Несмело подняв глаза, он увидел своего казначея, одиноко стоящего у окна. Юноша повернулся и критично осмотрел незваного гостя, тут же поджав губы. О каком вообще урагане беспокоился Тсуна, когда у самого Хибари тысяча грозовых туч в глазах? - Окна, - холодно отрезал он, будто заранее предвидел, о чем будет речь. - Послушай, Хибари, я не знал, что так произойдет. Шесть комнат теперь без окон, ты же понимаешь, что так нельзя. Мне нужно твое разрешение и… в общем… - с каждым словом глаза Хибари опасно сужались, и просьба все больше превращалась в бессвязную речь. Брюнет поджал губы – недобрый знак. Теперь разбитые окна в шести комнатах грозили перерасти в погром на всем этаже. - Если бы тебе хватило ума распорядиться об этом раньше, я бы не понадобился. - Хибари, следи за языком. Не забывай, с кем разговариваешь, - Реборн выдержал тяжелый взгляд Хибари и замолк, получив короткий кивок. Большего ждать не было смысла, удивительным было уже то, что Хибари слушался, пусть такой властью обладал только Реборн, что Тсуне казалось очень странным. Друг с другом они почти не пересекались, но были в чем-то похожи. Своенравностью и невозмутимостью, но только если это не касалось дома - здесь Хибари превращался в хищника, охраняющего свою территорию, даже если она на самом деле ему не принадлежала, но все успешно забывали об этом, когда он вставал на ее защиту. Кому хочется рисковать своей головой, попав под горячую руку? - Давайте без церемоний. - Тсуна, тебе бы тоже стоило не забывать о том, кто ты. - Реборн, я пришел за тем, чтобы поговорить, а не устраивать официальный прием, - Тсуна примирительно развел руки, улыбнувшись, и подошел ближе к столу, за который уже успел вернуться его казначей. - Восстановить окна? – спросил Хибари, не поднимая глаз от стола, и принялся копаться в бумагах, возвышающихся аккуратными стопками. - И укрепить остальные, - брюнет поднял глаза, и Тсуна вздрогнул от его яростного взгляда, - только второй этаж, - умоляюще сложив ладони, он понадеялся, что все-таки сможет легко отделаться. – Пожалуйста. - Ты знаешь, во сколько это обойдется, - конечно, Тсуна знал, именно потому это был не вопрос, а утверждение. Но ему уже было все равно, главное, что Хибари согласился, пусть он никогда не давал однозначного ответа. Темноволосый юноша принялся снова копаться в бумагах, оставляя кое-где короткие, рваные подписи и нетерпеливо откладывая их в сторону. Освобожденный от тяжелого взгляда, Тсуна смог спокойно рассмотреть Хибари и только сейчас заметил его перевязанную левую руку. Юноша постоянно пытался опереться на нее и, раздраженно фыркая, снимал ее со стола, возвращаясь к бумагам. Внутри обожгло неприятным воспоминанием, и Тсуна нервно сел на соседний стул поближе к столу. Беспокойство не давало ему покоя, мучая несмолкаемыми вопросами и кошмарами. Может, поэтому он спал до обеда и неизвестно, сколько мог еще проспать, если бы не грохот разбитого стекла, - он закрывал глаза и видел то же самое, словно отпечатанное на веках, и чувство тревоги давило невидимым грузом до тех пор, пока он не проваливался в сон уже на рассвете. - Хибари, - брюнет ничем не показал своего внимания, но Тсуна знал, что он слушает, - ты мне так и не расскажешь, что тогда случилось между тобой и Мукуро? Юноша крепко сжал в кулак перевязанную руку и помотал головой. - Наверно, это не мое дело… - Тсуна опустил голову, рассматривая темное перышко, цепко прилипшее к колену, и, медленно подняв его, - воздушная хрупкость секунду сопротивлялась, желая остаться неподходящим контрастом на светлой ткани пижамы, - повернул к себе. Надо же, светлое, - Я понимаю, что он сделал много плохого, но…может, мы слишком жестоко с ним обошлись? - Тсуна, он напал на тебя и твоих людей, - вмешался Реборн, почему-то не отрывая глаз от Хибари. – Твое беспокойство тут ни к чему, теперь с ним будет разбираться инквизиция. - И что они с ним сделают? - Пока держат в тюрьме, но могут казнить, если докажут его причастность к колдовству. - Казнить? – неверяще спросил Тсуна. - Вендиче никому не подчиняются и, если они сочтут нужным сжечь его, даже твое слово тут ничего не решит, - Реборн едва заметно улыбнулся, заметив виноватый взгляд Тсуны. Теперь он точно будет считать себя виноватым, даже если сам пострадал. – Инквизиция руководствуется своей властью, поэтому лучше выбрось это из головы. - Даже для него это слишком сурово… - Если вы собираетесь и дальше говорить об этом человеке, делайте это за дверью. Не в моем присутствии, - наконец, подал голос Хибари, кинув на Тсуну яростный взгляд. - И я бы на твоем месте побеспокоился о других людях, - Реборн весело наблюдал, как Тсуна резко поднимается со стула и второпях идет к двери, только бы избежать взгляда своего казначея. Уже в коридоре, поймав вопросительный взгляд, Реборн ухмыльнулся. – Ты обещал Гокудере зайти к нему. - Черт! Я совсем забыл! - Естественно. Тем более сегодня твои… - Потом, Реборн, мне надо бежать, - кинул Тсуна через плечо, оставляя своего советника в одиночестве. Мужчина проводил его взглядом, пока коричневая макушка не скрылась за поворотом, и облокотился на стену, рассматривая висящее напротив зеркало. - Начинается, - ухмыльнулся он, подмигнув своему отражению. Стоять перед дверью Хибари было страшно, но из-за Реборна не было никакой возможности упираться или вовсе сбежать. Сейчас же, пока Тсуна стоял у двери комнаты Гокудеры, его никто не сдерживал. Он мог свободно уйти или сделать вид, что забыл о своем обещании. Никто не ограничивал и ни к чему не принуждал, но почему-то зайти не хватало сил. Нет, не смелости – Гокудера никогда бы не сделал ему ничего плохого. От нахлынувшего бессилия подкашивались колени, и Тсуна почувствовал себя смертельно усталым. И вместо понимания того, что это ведь действительно просто, лишь подними руку и постучи, Тсуна боролся с желанием развернуться и уйти, перестав сверлить взглядом гладкие деревянные панели двери. - Кто там? Тсуна потряс головой, чтобы скинуть непонятное наваждение. Все, хватит глупостей. Он уже здесь, и Гокудера его услышал. - Привет, - Тсуна несмело приоткрыл дверь и высунул голову, приветливо улыбаясь. - Доброе утро, - Гокудера спешно подобрался на кровати, откидываясь на спинку кровати, и повыше натянул тонкое одеяло. - Вы не обязаны были меня навещать. - Гокудера, - Тсуна нахмурился. - Ты не обязан был меня навещать. - Так-то лучше, - Тсуна присел на стул у кровати, обеспокоенно осматривая повязку на голове лежащего перед ним парня. Тонкая белая ткань все еще крепко опоясывала светлые волосы, не позволяя челке лезть в глаза, но Гокудера забывал об этом, по привычке мотая головой. Раньше эта маленькая особенность веселила Тсуну, напоминая ему о больших псах во дворе, которые стряхивали воду со своей шерсти, но сейчас только причиняла боль, возвращая его взгляд к ровному слою бинтов. - И все-таки… - Я же обещал зайти. И я не могу оставить тебя в таком положении. - У вас и без меня полно дел, тем более что не случилось ничего серьезного. Гокудера опустил взгляд, изображая глубокую заинтересованность тем, как его собственные руки собирают в кулаки тонкую ткань одеяла и вновь отпускают, разглаживая волны складок ладонью. В такие моменты Тсуна лишь вздыхал от безысходности - проще было заставить дождь идти вверх, чем переделать упрямца, который привык делать как хочет и тут же поворачиваться спиной. - Когда ты уже перестанешь так делать? - Как? Нетерпеливо фыркнув, Тсуна схватил его руки и уложил на его же бедра. Гокудера уставился на чужие руки, сжимающие его ладони, и перевел непонимающий взгляд на их обладателя. - Здесь нет никого, кроме нас с тобой, и тебе не обязательно вести себя так официально. - Хорошо, я буду держать руки на месте. - Да при чем тут твои руки! – Тсуна судорожно выдохнул, пытаясь сдержать раздражение. Он редко злился, но пока перед глазами лежал усталый Гокудера, с мутным от недосыпания взглядом и темными тенями под глазами, чувство вины разъедало безысходностью, гадким чувством, которое невозможно было перебороть, пока на его пути стояли эти непроходимое упрямство и непонимание. Второе беспокоило даже больше, и все чаще казалось, будто он пытался докричаться до Гокудеры через стену. – Я беспокоюсь за твое состояние. - Я обещаю, что завтра же вернусь к работе. Тсуна резко поднялся со стула и подошел к окну, подставляя лицо холодному ветру. Блаженная прохлада немного остудила его голову, и он повернулся лицом к кровати, чтобы снова встретиться с глазами Гокудеры, впитавшими похожий холод ветра, дующего в спину, но не приносящих никакого облегчения. - Я волнуюсь за тебя. Твой друг волнуется за тебя, понимаешь? – он понуро опустил голову, даже не надеясь, что в этот раз его наконец-то поймут. - Обо мне не нужно беспокоиться, я сам справлюсь со своими проблемами. - Это не только твои проблемы. Если бы я был осторожен… - Вы…ты здесь вообще не при чем. Просто перестань об этом думать, потому что на самом деле нет никакой проблемы. Мукуро в тюрьме, я замечательно себя чувствую, все спокойно. Нет никакой причины волноваться, - жестко отрезал Гокудера, четко проговаривая каждое слово. - Я не могу просто взять и перестать волноваться о тебе, пока ты лежишь здесь в таком состоянии… - Я же сказал, что завтра вернусь к работе! – вскрикнул Гокудера, хлопнув ладонью по кровати. Тсуна даже на какое-то мгновение порадовался, что сорвал эту маску официальной сдержанности, но стоило светловолосому парню виновато потупить взгляд, как ему сразу стало ясно – они на той же дистанции. - Ты опять начинаешь! – тяжело вздохнув, он закрыл окно, чувствуя, что больше не выдержит холода с обеих сторон. Ветер превращался в холодную дрожь, бегущую по позвоночнику, и то, что окно в этой комнате не разбилось, действительно стало спасением. - Не надо закрывать окно. - Ты можешь простыть. - Я люблю ветер. - Вообще-то… - Что там? – спросил Гокудера, заметив, как напрягся Тсуна, - ладони с силой вцепились в подоконник, и сам он застыл, ошарашено смотря куда-то вниз широко раскрытыми глазами. Внезапная тишина настораживала, и Гокудере безумно хотелось подойти и увидеть, что же такое странное там произошло? Тсуна бы с радостью ему ответил, если бы вовсе не забыл, о чем они говорили, и хотя бы на секунду смог отвести взгляд от массивного экипажа, застывшего у самых дверей. Он слишком хорошо знал герб, выведенный на его дверце, и даже запряженных лошадей, спокойно бьющих копытами на знакомой для них территории. Прерванный спор тут же ушел на задний план, и Тсуна побежал к двери, обернувшись, только когда уже взялся за ручку. Недовольно поджав губы, он пригрозил ему пальцем. - Последний раз тебе говорю, я не потерплю твоего официального отношения. Хочешь приказ, пожалуйста: больше никаких приказов, - заметив его невероятное удивление, сменившееся растерянностью, Тсуна широко улыбнулся и закрыл за собой дверь. Реборн уже стоял у ближней стены, умиротворенно прикрыв глаза. Несмотря на все подшучивания и иногда не совсем безобидные выходки, он всегда следовал своим обязанностям и оставлял своего господина одного лишь настолько, насколько тому могло показаться, на самом же деле следуя за каждым шагом. Если покидал его, то только иллюзорно, а возвращался ровно к тому моменту, когда это от него требовалось. Вот как сейчас, когда снова ответил на беззвучный зов и ждал, стоя у самой двери. - У тебя самый упрямый на свете оруженосец, - сказал он и зашагал по коридору вслед за Тсуной. - У меня самый упрямый на свете друг. - Думаю, Гокудере больше понравился бы мой вариант. - Уж не ты ли его натаскал так со мной обращаться? – получив едва заметную улыбку вместо ответа, Тсуна неожиданно вспомнил, - И вообще, почему ты мне не сказал, что родители вернулись? - Я собирался, но ты ведь торопился к Гокудере. - Ничего ты не собирался, ты делаешь это специально, чтобы застать меня врасплох! - А ты не позволяй этого, - Реборн ухмыльнулся, и Тсуна понял, что это был очередной заранее спланированный для него урок, но прежде чем он успел возразить, его подтолкнули в спину, и он вылетел в холл. Природная неуклюжесть не позволила ему удержаться на месте, и он сбежал с лестницы, едва успевая переставлять ноги, и приземлился на пол, как раз в тот момент, как перед его носом открылась дверь. Подняв голову, он оторвался от созерцания женских туфель, застывших в сантиметрах от его лица, и широко улыбнулся своей крайне удивленной матери. - Тсуна, что ты делаешь на полу? Боже, еще и в пижаме! Ты хоть знаешь, который час? - Эм…Привет, мама, - Тсуна виновато улыбнулся и поднялся с пола, пытаясь как-то прикрыть свой нелепый вид. Все стало выглядеть еще хуже, когда в дверном проеме показались заинтересованные лица отца и брата, которые своими дорогими костюмами идеально подходили потрясающему платью матери. - Кажется, нас не ждали, - громко рассмеялся Емитсу и с силой похлопал сына по плечу. Тсуна потер плечо и тут же отошел назад, боясь, как бы крепкая ладонь не вбила его в пол. – Тсуна хорошо себя вел, Реборн? Все еще стоящий у лестницы Реборн склонил голову в знак согласия, ничем не показывая, что это из-за него его подопечный прошелся носом по ковру. - Я не знал, что вы приедете, а Реборн мне не ска… - Я сообщил о вашем приезде, но господин Савада был так занят, ни на что не обращал внимания, - Тсуна недовольно оглянулся на Реборн, но тот снова превратился в саму невозмутимость. Стоило бы и привыкнуть к тому, что Тсуна в любой ситуации останется виноватым, но смотреть в честные глаза Реборна, которые обязательно превратятся в хитрый прищур, когда они останутся наедине, было просто невозможно. - Ладно, Тсуна, одевайся и спускайся вниз, а то скоро и переодеваться будет незачем, - Емитсу приветливо улыбнулся служанкам, выстроившимся ровным рядом прямо перед ним. – А что у нас там с ужином? - «Был так занят, что не обращал внимания»… - Тсуна никак не мог перестать возмущаться и от этого только быстрее шел в свою комнату, - Ну и зачем было врать? - Сейчас твои родители будут засыпать тебя вопросами. Неужели ты хочешь, чтобы они узнали, что ты так и не разобрался с крышей конюшни, которую снесло ветром еще две недели назад, только сегодня распорядился укрепить окна, и до сих пор не договорился с пиратами о вознаграждении? - Все, все, я понял, - Тсуна тяжело вздохнул, - Я просил пиратов приехать к нам, но… - Они не могут, потому что принципиально ждут, что ты явишься сам, а ты не можешь, потому что панически боишься моря. - Откуда ты знаешь? – Тсуна не верил, что даже это известно его советнику, и это уже начинало пугать, рискуя перерасти в паранойю. Неизвестно, какие еще мелочи знал человек, который, казалось, одним взглядом мог перерыть его разум, разузнав обо всем, начиная от маленьких оплошностях детства до того, от чего Тсуна краснел до кончиков ушей. - Я все знаю, Тсуна. - Вообще-то я могу сидеть на берегу… - Но в воду ты под страхом смерти не залезешь. - Я же не виноват, что оно меня так пугает! Понятия не имею, откуда у меня это… - Кто знает, может когда-нибудь в прошлой жизни ты сам был пиратом. За борт вывалился или перенервничал в каких-нибудь сражениях, - загадочно улыбнулся Реборн. - Ты смеешься надо мной? Только не говори, что ты веришь в подобную ерунду, - мужчина пожал плечами, снова оставив вопрос Тсуны без ответа. Когда он вел себя так загадочно, это настораживало еще больше, будто Реборн действительно знал больше, чем показывал. Оставалось только гадать, когда он смеется, скрывая серьезные вещи, а когда шутит, даже не улыбнувшись. На самом деле Тсуна любил море. Любил перебирать в ладонях песок и слушать, как шипит вода, расстилаясь у самых ступней. Любил наблюдать, как поднимаются гребни волн, разлетаясь брызгами, и чертить глазами контур грозовых туч и перистых облаков, когда возвращалось редкое солнце. Но никогда не лез в воду, даже если шторм прекращался, поэтому всегда боязливо прижимал колени к груди, когда вода едва не касалась кончиков пальцев ног, и облегченно вздыхал, стоило ей разочарованно отступить, заглатывая песок. Море манило его к себе, и иногда ему было слишком страшно зайти хотя бы по колено – будто оно затянет вниз, даже умей он плавать. Проще было наблюдать за красотой издалека, а лучше даже из своей комнаты, хотя окна лишь частично выходили на море. - Можно? - А, Базиль, конечно заходи. - Отец послал за тобой, а то ты что-то долго, - юноша подошел ближе, с удивлением отмечая, что причины опоздания не было. Тсуна был полностью одет, но стоял как-то странно, вцепившись в собственное колено. - У меня тут…небольшая проблемка, - Тсуна нервно улыбнулся, когда Базиль опустился на пол и принялся расплетать тугой узел тесемки, опоясывающей штанину у колена, с которой сам Тсуна боролся уже 20 минут. Теперь ему было не только стыдно за свое опоздание, но и неловко от такой глупой причины – чужие пальцы быстро расплели непослушный узел и ловко повязали бант. Нет, Базиль ни за что не стал бы издеваться над ним, но в который раз говорить о своей неуклюжести не хотелось, а единственным выходом было только сменить тему. Тсуна окинул стоящего рядом юношу взглядом – Базиль будто бы изменился, и дело было даже не в отросших волосах. Он стал еще выше, но это ничуть не задевало Тсуну, ведь он уже привык быть ниже всех, а природа пока не собиралась восстанавливать такую вопиющую несправедливость. Одно оставалось непонятным: как можно было так вытянуться за несколько месяцев? Вопросы исчезли, стоило Базилю поднять глаза и улыбнуться. И отросшие волосы, и разделяющие их сантиметры, все такая ерунда – ведь он скучал. Действительно скучал. В этом огромном недружелюбном доме, даже со всеми удобствами и лишней роскошью, людьми, готовыми выполнить любой его каприз, друзьями – скучал. От улыбки, засиявшей на лице Базиля, стало легче дышать. Теперь всё на своих местах. - Как поездка? - В целом неплохо, но как-то беспокойно. Ничего не происходит, но люди нервничают, а Девятый не выходит их успокоить. Чем дольше народ его не видит, тем мрачнее и страшнее слухи, которые теперь уже ходят по всему городу, - Базиль пропустил Тсуну в коридор и прикрыл за собой дверь комнаты. - Но вы же его видели? - Да, отец все это время был в его дворце, пока мы путешествовали. - И что он сказал? - Почему бы тебе не спросить у родителей, когда мы придем? – Базиль улыбнулся еще шире, когда заметил разочарованное лицо Тсуны. - Ты мне брат или нет? Неужели так трудно рассказать? - Думаю, тебе нужно спросить самому. Тем более что мы уже пришли. За распахнутой дверью столовой вовсю расхаживали служанки, сменив привычную суетливую беготню на быстрый шаг. С приездом хозяев дом начинал просыпаться, вдыхая жизнь в свои стены, - зажигал десятки канделябров во всех комнатах и подгонял слуг быстрее разносить блюда с ароматной едой. И Тсуна, как и дом, был рад возвращению своей семьи, поэтому даже не пытался скрыть счастливой улыбки за столом. Кажется, отец тоже был рад воссоединению семьи, если позволил сыновьям сесть рядом с ним, махнув рукой на этикет. - Реборн, а ты не хочешь с нами поужинать? – спросила Нана, указывая ладонью на стул рядом с собой. Тсуна вздрогнул, почувствовав, как Реборн занял привычное место за его плечом. Но мужчина вдруг сдвинулся с места и замер между ним и Емитсу, сцепив руки за спиной. Хозяин дома вернулся, а значит, Тсуна мог вздохнуть спокойно – с возвращением родителей вернулась и беззаботная жизнь. - Ну что, понравилась самостоятельная жизнь? - смех Емитсу загремел у самого уха, и Тсуна поморщился. Звон в ушах грозил вернуться вместе с остальными прелестями. - Не очень. - Это еще почему? Емитсу смотрел так, будто бы не знал, что Тсуна не самый лучший руководитель. Но удивленные взгляды родителей выглядели так правдоподобно, что Тсуна не смог усомниться. И, действительно, стали бы они оставлять весь особняк на его попечение, даже забрав с собой Базиля, который как нельзя лучше мог бы справиться со всеми проблемами, в отличие от Тсуны, который за это время не смог решить, за каким зайцем все-таки погнаться. - Мне не нравится командовать людьми, особенно если они в каждом слове ищут скрытый приказ и… - служанки, стоящие неподалеку от стола, одновременно поклонились, вызвав у Тсуны усталый вздох, - вот об этом-то я и говорю. Это большая ответственность, а у меня никак не получается с ней свыкнуться… - Но тебе придется. - Что значит придется? Емитсу внезапно перестал улыбаться и отложил вилку, повернувшись к Тсуне. Нана кидала обеспокоенные взгляды на сына, но послушно опускала голову, не решаясь сказать ни слова. И если уж вечно сияющая от счастья мама затихла, то это точно не вело ни к чему хорошему. Тсуна заерзал на стуле, вцепившись в край стола, - с каждой секундой молчания долгий, серьезный взгляд отца пугал все больше. - Я говорил с Девятым, и он сообщил, что хочет уйти с престола, потому что физически больше не может исполнять своих обязанностей. В этом случае наследником становишься ты. - Почему я?! – ошарашено спросил Тсуна. Радость от встречи с семьей смыло неожиданной новостью. Он жаловался на то, что не может управиться с одним домом, а ему предлагают управлять целой страной? - Тебе ведь известно, что у него нет детей, а единственным наследником по крови можешь быть ты. - Но почему не ты? Или не Базиль? – вспыхнувшее беспокойство чуть поутихло, когда он смог найти выход. Это ведь так просто! Емитсу, взрослый и опытный советник Девятого, стал бы идеальным правителем. Даже его брат, который всегда был гораздо ответственнее и собраннее самого Тсуны, мог компенсировать молодость своим спокойным характером. - Когда я присягал Девятому на верность, я, как и остальные его подчиненные, клялся, что никогда не посягну на его место. А Базиль…не может. Тсуна заткнул захлестнувшее с головой возмущение и виновато посмотрел на Базиля. Тот лишь продолжал тепло смотреть на своего неродного брата, несмотря на неприятное напоминание, - Тсуна даже пристыдил сам себя за то, что забыл об этом. Но ведь он провел с ним почти всю жизнь и уже не мог воспринимать его как чужого человека и уж тем более не любить. - Прости, Базиль. - Тут не за что извиняться, - Базиль легко коснулся его предплечья, успокаивая. – Тем более я думаю, что ты будешь отличным правителем. - Мы приглашены во дворец Девятого завтра вечером, там тебя представят как наследника, хотя пока неофициально и только для знатных особ. Поэтому будь готовь, тебе могут задавать вопросы, может, попросят сказать слово… Тсуна обреченно опустил голову на руки, отталкивая локтями тарелку. Звякнул упавший бокал, и вслед ему заохала мама, взволнованная подобным нарушением этикета. Но Тсуне до этого не было никакого дела - о каком этикете вообще идет речь, когда ему грозит стать во главе страны с многомиллионным населением?

Ichinose Hidezaku (Gokudera) – ...loop
ORIGA – Inner Universe
Keiko Matsui

@темы: хроники шизобреталя-фиголога